Харьков и море

Лидер "Харьков"

Лидер эскадренных миноносцев "Харьков"

С именем Харькова на борту
Андрей Евдокимов

Пролог

Он относился к типу лидеров эскадренных миноносцев. Эта серия строилась в 30-х годах, и все корабли в ней получали наименования по названиям столиц сталинских республик. Все. Но два исключения все же были - «Ленинград» (и я думаю, тут все понятно) и «Харьков». На момент закладки последнего Харьков действительно был столицей Украины. Но когда он вступал в строй, центр республики уже переместился в Киев. Более того, был заложен и однотипный с «Харьковом» «Киев», но он вскоре стал «Орджоникидзе», потом «Серго Орджоникидзе», а вступил в строй под названием «Баку». Так за что же такая честь Харькову? Может быть, город шефствовал над кораблем? Может, служили на нем исключительно харьковчане? Увы, мне так и не удалось найти ни одного «харьковского» харьковчанина. Как и не удалось найти подтверждения шефства города над кораблем. Были целевые призывы ЦК ЛКСМУ на корабль, но в те времена это, в общем-то, типовое мероприятие, ведь флот был гордостью страны.

В 1932 году на заводе им. Марти в Николаеве заложили «Москву» и «Харьков». Проектирование и строительство этих кораблей прошло под знаменем слова «впервые». Опыта не было, помощи из-за рубежа практически не было, но было задание правительства и желание получить полноценные боевые единицы. 9 сентября 1934 года корабли спустили на воду, но до окончания строительства было еще далеко — не было ни турбин, ни вооружения, ни систем управления. Турбины смонтировали только в 37-м, остальное — еще позже. Надо сказать, лидеру повезло с первым командиром. На этапе испытаний им был Лев Анатольевич Владимирский — будущий адмирал, командующий флотом. Под его руководством сформировалась дружная слаженная команда, отшлифовывалось ее профессиональное мастерство. Корабль не просто входил в строй — по результатам его испытаний писались наставления для экипажей остальных кораблей серии: многое было под знаком «впервые». «Выползли» и первые дефекты. Оказалось, что при встречной четырехбалльной волне или при ходе 18 узлов носовое орудие не могло стрелять — его заливало. При полной скорости корма так проседала, что палуба уходила под воду. Корпус вибрировал, затрудняя прицельный огонь артиллерии. Но, несмотря на все недостатки, советский флот получил вполне совершенный по тем временам корабль собственной разработки — 10 ноября 1938 года на лидере был поднят военно-морской флаг.

Командир

Новым командиром был назначен Пантейлемон Александрович Мельников. Интересный был человек, грамотный офицер. Если он считал себя правым, то до конца отстаивал свое мнение на любом уровне. Об этом свидетельствует и история, случившаяся в марте 1940 года. Как-то в разговоре матрос Володя Смирнов пожаловался на новые ботинки. Мол, такого никудышного качества, что в них стыдно выйти в город. После построения Мельников вызвал начальника службы снабжения и запретил выдавать «стыдные» ботинки, а на имя начальника военно-морской базы ушел рапорт. Ответ не замедлил ждать: «Приказываю выдавать!». Следующий рапорт ушел выше по команде, потом еще выше... Все тот же ответ! И тогда Мельников пишет письмо на имя... Сталина! Около месяца не было никакой реакции. Наконец ответ пришел. В изданном типографским способом циркулярном письме писалось: «1. Командир Мельников — единственный, до конца требовательный командир, прошедший все инстанции. 2. Приказываю: ботинки со свиным верхом с довольствия снять. 3. Объявить Мельникову благодарность. 4. Приказ объявить на всех кораблях Черноморского флота...» Вполне естественно, что команда души не чаяла в своем командире. Требовательный, скупой на похвалу и, вместе с тем, никогда не повышающий голос, он одинаково строго относился и к матросам, и к офицерам. Под его командованием «Харьков» быстро снискал репутацию одного из лучших кораблей флота, способного выполнить любую задачу.

Война

Война началась для «Харькова» 23 июня — корабль вышел на прикрытие минных постановок. 25 июня в составе ударной группы лидер уходит в набег на румынскую Констанцу. Успех этой операции, спланированной в Москве, сразу был поставлен под сомнение командующим эскадрой Л.А.Владимирским — кораблям предстояло выполнить переход по районам повышенной минной опасности. Однако приказ есть приказ. «Харьков» и однотипный с ним лидер «Москва» ранним утром ушли к Констанце. Из-за организационных задержек пришлось идти на повышенной скорости. В результате были потеряны параваны (устройства защиты от якорных мин). В 5 утра «Харьков» с дистанции 130 кабельтовых (24 км) открыл огонь по берегу. Через 4 минуты начали отвечать два румынских эсминца, а еще через две — береговая батарея. Выпустив за 10 минут 350 снарядов, корабли невредимыми легли на обратный курс.

Неприятности начались в 5.21. На скорости 28 узлов «Москва» налетела на мину, переломилась и затонула. «Харьков» лег в дрейф и приступил к спасению моряков, но тут же был накрыт береговой артиллерией и атакован румынскими самолетами. Спасательные работы пришлось прекратить, лидер дал ход. Мельников сделал нелегкий выбор — ради сохранения второго корабля он не стал спасать моряков «Москвы». Вскоре из-за близких разрывов тяжелых снарядов вышел из строя один из котлов. Максимальный ход упал до 6 узлов. Весь день продолжалась борьба за жизнь корабля — палубная команда вместе с пришедшими на помощь эсминцами отбивала непрерывные атаки авиации, а трюмные механики буквально чудом вдыхали жизнь в корабельные турбины. Только в 21.30 корабль пришвартовался в Севастополе. Как ни странно, эта операция до сих пор даже западными историками признается одной из самых успешных морских операций Советского флота во второй мировой войне.

Одесса

После почти месячного ремонта лидер участвовал в прикрытии перехода Дунайской военной флотилии в Одессу, а с 25 августа он полностью перешел в систему обороны города. Десятки раз его орудия открывали огонь по позициям врага, неоднократно корабль прорывал блокаду, увозя на «большую» землю раненых и эвакуированных и возвращаясь с грузом бесценных боеприпасов. Эпизод той обороны. В ночь на 7 сентября на подходе к городу сдали не «долеченные» котлы. Три часа корабль лежал в дрейфе, а дав ход под немецким огнем, прорвался в гавань и, быстро разгрузившись, вышел на рейд и ураганным огнем поддержал оборону. А всего через несколько часов, приняв на борт замнаркома ВМФ Г.И.Левченко и комфлота Ф.С.Октябрьского, снова прорвал блокаду.

15 сентября оборона Одессы для экипажа корабля закончилась — успешно обеспечив переход 18 транспортов с эвакуируемыми войсками в Севастополь, лидер ушел на ремонт в Новороссийск — котлы уже были на пределе. Полтора месяца экипаж занимался ремонтом и боевой учебой. За это время на корабль пришел новый старпом — прекрасный незаурядный офицер Петр Васильевич Уваров, еще более усилив командный состав корабля.

Севастополь

А дела на фронте шли все хуже и хуже. Оставлена Одесса, наши войска потерпели поражение в Крыму. 30 октября начались бои за Севастополь. Началась новая страничка в боевой жизни «Харькова» — уже 1 ноября он доставил в осажденный город комиссара 2-го ранга И.В.Рогова — начальника Главного политуправления ВМФ и замнаркома ВМФ. По пути огнем главного калибра отогнали немецкого авиаразведчика. Лидер прибыл в гавань как раз под первый массированный налет немецкой авиации. Судьба благоволила кораблю — больше десятка крупных бомб разорвались рядом, но серьезных повреждений он не получил. С наступлением темноты, приняв на борт 350 раненых, «Харьков» ушел в Туапсе. Так прошел первый рейд в осажденный Севастополь. До февраля 1942 года это стало его основной работой. Можно долго описывать боевые будни корабля, но для этого, к сожалению, в газете очень мало места. Вспомним лишь несколько эпизодов.

Севастополь все больше и больше сжимали тиски блокады. Город полностью простреливался немецкой артиллерией, гавань не была исключением. Советские корабли теперь тоже вели огонь по противнику практически со своих стоянок. Ночью 5 декабря, когда корабль вел огонь из Южной бухты, немцы засекли вспышки выстрелов и открыли ответную стрельбу. Несколько снарядов попало в носовую часть корабля, выведя из строя носовые орудия и изрешетив командирскую каюту. По чистой случайности никто не пострадал — расчеты прикрыли щиты, а Мельников вышел из каюты за мгновения до взрыва. Ремонт орудий длился до следующего вечера, и все это время «Харьков» продолжал вести огонь из кормовых пушек. Еще пять суток, меняя стоянки, экипаж уничтожал гитлеровцев. «Казалось, что все вокруг навечно пропахло порохом: тело, одежда, помещения. На корабле так привыкли громко разговаривать, что продолжали кричать даже тогда, когда наступало относительное затишье», — писал в своих мемуарах П.Уваров.

Очередной рейд в Севастополь. Вместе с крейсерами «Красный Кавказ» и «Красный Крым» и эсминцами «Бодрый» и «Незаможник», «Харьков» должен был доставить части морской пехоты в осажденный город. На «Кавказе» шел сам комфлота Октябрьский. Неприятности начались у Крымских берегов — на точку встречи не вышел встречающий тральщик. Выбор был не богат — или идти ночью в густом тумане, лавируя между минными полями и прокладывая курс по счислению, не видя даже звезды, или, дождавшись утра, прорывать блокаду под постоянными ударами вражеской авиации, будучи лишенным возможности маневрировать среди тех же минных полей. Воля случая — в разрыве облаков ненадолго появились звезды — и штурманы лидера сумели определить точные координаты корабля. Владимирский решает рискнуть — и вот уже «Харьков» становится головным в этом беспримерном ночном переходе — такое было огромное доверие экипажу и штурманам лидера. На помощь штурману корабля Телятникову пришел краснофлотец Леонов — рулевой в армии и штурман дальнего плаванья на «гражданке». Теперь только от их профессионализма зависела судьба пяти кораблей. И они справились. На память об этом переходе у Телятникова появилась первая седая прядь...

Но неприятности не закончились. Утром, когда подходили к Севастополю, погода резко улучшилась. И самолеты противника не заставили себя ждать. Более того, при входе в Северную бухту, корабли попали под сосредоточенный огонь артиллерии. Не имея возможности маневрировать по курсу, командир применил маневр скоростью — снаряды ложились или перед носом или за кормой. И в этот раз судьба и отличная выучка экипажа берегли корабль.

В последний свой поход в Севастополь корабль вышел 17 июня. А на рассвете 18 июня он был атакован немецкими пикировщиками. Немцы пошли на хитрость — отбомбившиеся самолеты продолжали имитировать атаки, сильно затрудняя маневрирование. В 6.50 от близкого разрыва бомбы корабль потерял ход — к его счастью, это была последняя атака. Почти час практически беспомощный корабль вел ремонт. Ход дали, но полностью устранить повреждения в море не удалось — командование приняло решение идти на ремонт в Поти. Больше в Севастополь «Харьков» не ходил...

Трагический финал

Казалось бы, гибель на войне — обычное дело. Но гибель крупного корабля, да еще по воле стечения обстоятельств и человеческих ошибок — обидна.

5 октября 1943 года лидер «Харьков» и эсминцы «Беспощадный» и «Способный» вышли из Туапсе под флагом командира I дивизиона Г.П.Негоды. К тому времени на лидере сменилось командование. Меньшикова назначили командиром первого дивизиона эсминцев, а старпом Уваров ушел командиром на сторожевик «Шторм». Командование кораблем принял Петр Ильич Шевченко.

Первую ошибку сделал разведотдел флота — он «проспал» перебазирование в Крым Х авиакорпуса Люфтваффе — летчиков с большим противокорабельным опытом, которые начинали свой путь еще на Крите против англичан. Об этом на кораблях не знали. В час ночи «Харьков» отделился для артудара по Ялте, в 2.30 на нем засекли самолет-разведчик, в 5.04 тот сбросил осветительные бомбы. Наверное, после этого стоило прекратить рейд... В 6.30 корабль открыл огонь по берегу — противник ответил стрельбой береговых батарей, в 7.15 — соединился с остальными кораблями. В начале девятого советские истребители сбили самолет-разведчик, экипаж которого выпрыгнул на парашютах. Негода приказывает подобрать летчиков — третья и фатальная ошибка. Корабли потеряли 20 минут, снизили скорость. Сигнальщики ослабили внимание. Немецких пикировщиков, которые зашли со стороны солнца, заметили в последний момент — три бомбы попали в лидер. Одна взорвалась под килем, две поразили первое и второе машинное отделение. Корабль погрузился носом по надпись. А вот дальше началась полоса и вовсе необъяснимых поступков комдива. Вместо того, чтобы снять команду и на максимальной скорости уходить с места боя, добив обреченный корабль (до базы — 3 часа хода), Негода приказывает начать его буксировку эсминцем «Способный». Новый налет в 11.50 и даже прикрытие из 9 наших истребителей не спасает «Беспощадный» — эсминец теряет ход. И еще более необъяснимое решение Негоды — он приказывает уцелевшему кораблю попеременно буксировать два поврежденных. На «Харькове» тем временем в результате упорной борьбы за живучесть дали ход в 10 узлов. Это произошло в 14.00. А в 14.10 показались 25 Ju 87... В 14.25 затонул «Беспощадный». Еще один налет — и в 15.37, получив еще два попадания и до последнего момента ведя огонь из уцелевших орудий, «Харьков» скрывается под водой. Еще два часа «Способный» спасал два экипажа, но и его судьба уже была решена. В 18.10 очередная волна немецких самолетов наносит удар по уцелевшему кораблю и в 18.30 гибнет «Способный». Но особенно ужасно то, что глубинные бомбы на палубе «Способного» начали срабатывать, когда корабль пошел ко дну, унося жизни людей. Лишь 10% из состава трех экипажей удалось подобрать катерами и гидросамолетами. Такова была цена ошибок начдива.

Эпилог

Эта трагедия настолько потрясла руководство СССР, что был издан приказ: больше не задействовать тяжелые корабли в морских операциях. До конца войны они практически бездействовали. Черное пятно от этого боя легло и на комфлота. Вскоре, придравшись к какой-то мелочи, его отстранили от командования.

Так получилось, что лидер «Харьков» начал активные действия Черноморского флота в 1941 году, и он их закончил в 1943. Не дожил он и до 1944 года, когда награждали практически все, что еще могло плавать. Один из самых героических и самых активных советских кораблей так и остался без наград. И в этом он в чем-то разделил судьбу города, имя которого носил.

Источник:  media-objektiv.com

Лидер эскадренных миноносцев "Харьков"
П.И. Качур

История создания эскадренных миноносцев "Проекта 1"

К концу 1930х годов за рубежом сформировался промежуточный (между легкими крейсерами и эсминцами) подкласс быстроходных безбронных артиллерийско-торпедных кораблей — лидеров. Ему отводилась роль подавления эскадренных миноносцев противника, обеспечения защиты своих кораблей от неприятельских торпедных сил, выведения своих миноносцев в атаки. Кроме того, эти корабли могли принимать участие в тактической разведке и минных постановках, а также использовать торпедное оружие.

Создание первых советских лидеров началось в 1925 году. В марте того же года оперативное управление Штаба РККФ разработало требования и элементы нового большого эсминца «торпедоносца»: водоизмещение около 4000 т, два трехтрубных торпедных аппарата калибром 533 (или 584) мм, четыре 180мм, два 102мм или 127мм орудия, 100 мин, 20 глубинных бомб и три прожектора. Скорость полного хода — до 40 узлов, дальность плавания экономическим ходом 26 узлов — 3000 миль. Осадка — не более 4,88 м. Предусматривалось также наличие средств для спуска и подъема гидросамолета «истребительного типа» и даже катапульта. Первоначально предполагалось построить 8 — 12 таких кораблей.

Хотя в утвержденной 26 ноября 1926 года первой советской «Программе строительства Морских сил РККА на 1926 - 1932 гг.» новые крупные корабли в первой очереди не планировались, предварительные проработки вариантов будущих кораблей не прекращались. В мае 1928 года было утверждено новое ТТЗ, а в сентябре НТК УВМС предложил эскизный проект эскадренного миноносца со скоростью 40 узлов и водоизмещением 2100 т, вооруженного пятью 130мм и четырьмя 37мм орудиями, четырьмя зенитными пулеметами и двумя трехтрубными торпедными аппаратами. Проект не удовлетворил руководство ВМФ, но в нем уже отчетливо просматривались тактикотехнические элементы нового класса кораблей — будущих лидеров типа «Ленинград». 1 ноября было утверждено очередное ТТЗ, а в мае 1929 года в НТК УВМС под руководством преподавателя Морской академии, видного кораблестроителя Ю.А. Шиманского началось эскизное проектирование лидера

В 1929 году РВС СССР принял решение о постройке сначала трех эсминцев для Черного моря, а затем еще трех для Балтией. В феврале 1930 года командование РККФ одобрило первый вариант эскизного проекта эсминца«торпедоносца», который после проработки получил номер 1. Согласно проекту скоростной небронированный корабль водоизмещением 2250 т и полной скоростью хода не менее 40,5 узла должен нести эффективное артиллерийское вооружение (пять артиллерийских 130мм установок главного калибра, две зенитные артиллерийские 76мм установки дальнего действия, четыре 37мм зенитные установки и два 12,7мм пулемета ближнего боя), а также два четырехтрубных 533мм торпедных аппарата, 20 глубинных бомб и 80 мин заграждения образца 1926 года.

22 февраля 1932 года СТО принял постановление «По строительству ВМС РККА на 1932 г.», которым предписывалось заложить три эскадренных миноносца проекта 1 со сроком ввода их в строй к концу 1933 года. Два из них, получивших название «Москва» и «Харьков», заложили в октябре на заводе им.А. Марти в Николаеве, а один — «Ленинград» — в ноябре на Северной судостроительной верфи в Ленинграде. Несколько позже приняли решение заложить еще 7 единиц: три для Черного моря и по два — для Балтики и Дальнего Востока.

Уже во время строительства кораблей их ввели в новый класс — лидеров. До известной степени переквалификация кораблей являлась натяжкой, так как по своим тактикотехническим элементам они соответствовали новейшим зарубежным эскадренным миноносцам. В то же время по сравнению с «новиками» (все еще остававшимися в строю) новые лидеры советского ВМФ производили впечатление гораздо более сильных во всех отношениях кораблей.

Общий проект будущего лидера выполнялся с сентября 1930 года в БСПС под руководством В.А.Никитина. Ответственным исполнителем проектных работ был П.О.Трахтенберг; машиннокотельную установку проектировал механический отдел, который возглавлял А.В.Сперанский. Наблюдение за проектированием от ВМФ вел старший приемщик по кораблестроительной части А.Э.Цукшвердт.

Корпус лидеров отличался остротой и плавностью обводов, его прямой форштевень имел наклон 15° к вертикали. Отношение длины к ширине (10,9) превышало значение, принятое для «новиков».

Теоретический чертеж был оптимизирован по результатам испытаний нескольких десятков моделей в Опытовом бассейне. Исходя из требования достижения заданной скорости были приняты острые образования кормы. Изза этого гребные валы выводились наружу через длинные выкружки (так называемые «штаны») и не имели традиционных кронштейнов. Это решение, как и выбор обводов корпуса в целом, казалось тогда удачным.

Вследствие длительного перерыва в проектировании крупных надводных кораблей конструкторы лидеров для перестраховки заложили большие запасы по весовой нагрузке, гарантировавшие, что при постройке не будет превышения проектного водоизмещения.

Для достижения высокой скорости требовалось создать мощную, с малыми удельными показателями по массе и габаритам, надежную энергетическую установку.

В окончательном варианте приняли трехзальную паротурбинную установку с тремя главными водотрубными котлами треугольного типа производительностью по 135 т/ч с суммарной мощностью 66 000 л.с. Для повышения живучести лидеров проектом предусматривалось линейноэшелонное расположение главной энергетической установки в пяти отсеках в средней части корпуса. Главные котлы проектировались под руководством Э.Э.Папковича, непосредственно разработкой ГТЗА руководил Б.С.Фрумкин.

Серьезной проблемой стало создание артиллерии главного калибра. Заказ на опытный образец 130/45мм установки, получившей обозначение Б13, был выдан заводу «Большевик» 8 декабря 1930 года. 19 мая 1932 года УВМС выдал дополнительное ТТЗ, согласно которому длина ствола увеличивалась до 50 калибров, клиновой затвор заменялся на поршневой и вводилось картузное заряжание.

Первые заводские испытания опытного образца Б13 при большой некомплектности орудия проводились в апреле — мае 1934 года, причем изза спешки по сокращенной программе. В ходе их выявился ряд недостатков: досылатель не отработан, низкая скорострельность (10 выстрелов в минуту), малая живучесть (150—200 выстрелов), сложная, часто выходившая из строя автоматика. Орудие возвратили на завод. Даже на повторных испытаниях в апреле 1935 года установка все еще оставалась не укомплектованной: отсутствовали щит, штатная система эжекции и т.д. Кроме того, орудие имело перевес на дуло, то есть не было уравновешено на станке. При отстреле выяснилось, что досылатель не отвечает техническим требованиям, так как его работа зависела от длины отката.

Руководство ВМФ торопилось с введением лидеров в строй, поэтому, несмотря на имевшиеся недостатки, установку все же приняли на вооружение и в 1935 году запустили в серийное производство. Из 12 артсистем Б13 первой серии, до конца не отработанных промышленностью, но сданных заводом «Большевик» флоту в том же году, 5 установили на спущенном на воду головном лидере «Ленинград». Их Пришлось дорабатывать прямо на корабле — вплоть до лета 1936 года.

Однако позже сданные флоту установки Б13, имевшие якобы «вследствие вредительства» ряд конструктивных недостатков, были забракованы. В результате поступление этой достаточно эффективной системы на флот задержалось на 4 года, что повлекло за собой и задержку вступления в строй лидеров первой серии до 1938 года.

Б13 стала полностью отвечать требованиям к корабельной артиллерии того времени лишь после серьезной доработки. Теперь при минимальных габаритах и массе она обеспечивала высокую начальную скорость снаряда, максимально возможные (для данного калибра, ствола, снаряда) дальность и точность стрельбы, хорошую скорострельность, плавность наводки и высокую живучесть, а значительное упрощение конструкции повысило надежность орудия. Удачные решения (применение углубленной нарезки, флегматизаторов и т.д.) позволили увеличить живучесть ствола до 1000 выстрелов.

Зенитное вооружение лидеров разрабатывалось на машиностроительном заводе № 8 имени М.И.Калинина. В сентябре 1932 года Техническое управление ВМС утвердило задание на проектирование 76мм зенитной корабельной установки. За основу взяли полуавтоматическую зенитную 76мм пушку 3К на колесном лафете для ПВО сухопутных войск, производившуюся по полученной в 1930 году от фирмы «Рейнметалл» (Германия) документации. Завод «Большевик» спроектировал и изготовил тумбу, на которую установили вращающуюся часть 3К. В марте 1934 года состоялись корабельные испытания орудия, которые прошли неудачно: вертикальное наведение в условиях качки оказалось невозможным.

После доработки на заводе № 8 приступили к серийному производству этой корабельной установки, получившей индекс 34К.

Изготовление опытного образца было завершено лишь в начале 1936 года. С 5 по 25 марта прошли полигонные испытания, а в июне — корабельные. Установка 34К была принята на вооружение, но к этому времени она уже не отвечала возросшим требованиям, особенно по скорострельности (изза ручного заряжания). То же самое можно сказать и про полуавтоматические 45мм пушки 21К. Проблему могли решить более совершенные автоматические орудия, но они появились на лидерах только при их модернизациях в ходе войны.

Еще одну важную проблему представляло собой создание приборов управления стрельбой. Ввиду отсутствия современной отечественной базы ПУС для лидеров типа «Ленинград» пришлось в 1931 году заказать итальянской фирме «Галилео». В 1933 году три комплекта приборов были доставлены в СССР. Основным элементом итальянской схемы являлся центральный автомат стрельбы, или, как его называли итальянцы, «централь», который позволял определить элементы движения цели.

Вместе с тем дальномеры, изготовленные фирмой «Галилео», имели серьезные недостатки: малую базу, большие габариты, значительное число следящих систем, повышенную сложность и неважное качество. Хотя эти ПУС заказывались для лидеров, однако по габаритам и сложности они подходили скорее для крейсеров, поэтому их пришлось дорабатывать.

Закупленная итальянская «централь» послужила основой для разработки и создания специалистами ленинградского завода «Электроприбор» отечественных малогабаритных автоматов стрельбы «Молния». Габаритные и весовые ограничения вынудили конструкторов пойти на многие упрощения и сокращение числа выполняемых операций. Основа системы — автомат ЦАС2 был спроектирован в 1936 году. Помимо управления огнем главного калибра он имел схему выработки торпедного прицельного угла, то есть мог применяться и в качестве торпедного автомата стрельбы. Вместе с его разработкой велось создание системы приборов для ведения огня в условиях плохой видимости. Эти работы возглавляли М.А.Зарницкий (главный калибр) и С.Ф.Фармаковский (зенитный калибр).

Создание отечественных автоматов запаздывало, и они попали только на лидеры второй серии. Головные корабли типа «Ленинград» укомплектовывались ПУС главного калибра на основе системы «Галилео», в состав которой входили главная артиллерийская «централь», вспомогательная «централь», ВЦН, КДП и кормовая дальномерная рубка.

КДП4 для лидеров был разработан конструкторским бюро завода «Большевик». Он представлял собой вращающееся бронированное сооружение, в котором размещались визиры центральной наводки ВМЦ2, два 4метровых оптических стереодальномера ДМ4 и другие приборы. Поскольку в ПУС отсутствовала гировертикаль, то стабилизация траектории полета снарядов осуществлялась вручную из КДП по линии оси цапф артиллерийских установок.

Четырехтрубные торпедные аппараты Н7, специально предназначенные для лидеров типа «Ленинград», разрабатывались в КБ завода имени Карла Маркса (бывшем Лесснера) на базе принятого на вооружение в 1913 году проекта трехтрубного наводящегося торпедного аппарата для эсминцев типа «Новик».

Ко времени достройки лидеров из приборов управления торпедной стрельбой имелись лишь системы Гейслера типа ГАК1 и ГАК2 ленинградского завода «Электроприбор». Эти системы не соответствовали современным требованиям. В 1934 году НИМТИ совместно с заводом «Электроприбор» начал разработку более совершенной системы ПУТС, которая была принята на вооружение лишь в 1937 году под шифром «Мина» I очереди. Поэтому на лидерах типа «Ленинград» пришлось установить ПУТС итальянской системы «Галилео». В схеме была предусмотрена цепь торпедной стрельбы, которая обеспечивала залповую стрельбу торпедами с интервалом между выстрелами, изменяемым специальным прибором (пульсатором) в пределах 0.5 — 3 с.

Отдавая дань модному тогда увлечению авиационным вооружением, конструкторы первоначально планировали оснастить лидеры гидросамолетом со складывающимися крыльями, который должен был спускаться на воду стрелой. Тип самолета определен не был: рассматривались два варианта — Ju20 фирмы «Юнкерс» либо СПЛ (самолет для подводных лодок типа «К»). От авиационного вооружения на лидерах отказались уже в процессе их постройки, но устройства для установки самолета и стрелу для его спуска на воду и подъема сохранили.

Лидер "Харьков" в строю

Закладка лидера эсминцев "Харьков" состоялась на заводе им.А. Марти в Николаеве 29 октября 1932 года. Он был спущен на воду 9 сентября 1934 года и введен в состав Черноморского флота 11 октября 1938 года.

Предвоенные годы лидера «Харьков» прошли в учениях, плановых ремонтах. В начале июня 1941 года «Харьков» в составе эскадры принимал участие в учениях по отработке взаимодействия флота с войсками приморских флангов армии. За сутки до начала войны он вернулся в Севастополь и стал на свое штатное место в бухте.

Уже 23 июня лидер в составе группы кораблей участвовал в обеспечении минных постановок, а 24 июня вместе с 3м дивизионом эсминцев ОЛС выходил для прикрытия побережья Крыма от ожидавшегося набега румынских миноносцев.

25 июня «Харьков» (головной в составе ударной группы кораблей) в 20.10 с командиром ударной группы капитаном 2 ранга Романовым на борту вышел из Севастополя для нанесения удара по Констанце.

Рано утром 26 июня, разворачиваясь на заданный курс и увеличив ход при пересечении линии румынского минного заграждения, «Харьков», после выхода в точку поворота на боевой курс 55°, с дистанции 130 кбт открыл огонь из главного калибра. Первый залп преднамеренно был дан с недолетом 3 кбт, чтобы по полученным всплескам проверить правильность направления огня, поскольку изза предрассветной дымки отмечалась плохая видимость горизонта. Убедившись в точности наводки, со второго залпа перешли на поражение. Лидер стрелял пятиорудийными залпами через каждые 10с. На берегу вспыхнули пожары. За десять минут оба лидера сделали 35 залпов и выпустили 350 130мм снарядов.

После открытия противником ответного огня в 5.10 командир ударной группы дал сигнал по УКВ: «Начать отход. Дым», продублировав его белой ракетой с левого борта. «Харьков» лег на курс отхода и, увеличив скорость до 30 узлов, пошел в кильватер лидеру «Москва» противоартиллерийским зигзагом, стараясь не выходить из поставленной головным кораблем дымовой завесы.

Затем произошла трагедия. В 5.20 с обоих кораблей заметили след двух торпед, идущих прямо на «Москву». С «Харькова» передали на «Москву» приказание: «Буки («Больше ход»). Идти прямым курсом». Но через минуту в момент уклонения IT торпед вправо над «Москвой» поднялся столб воды, огня и дыма на тридцатиметровую высоту (выше мачт). Корабль остался без хода. Зенитное 76мм орудие продолжало стрельбу по появившемуся самолету противника.

Сразу же после взрыва представилась следующая картина. Обшивка и набор корпуса в районе 1го и 2го котельных отделений с левого борта были разрушены. Корабль, шедший почти 30узловой скоростью, стал разламываться у среза полубака. Надломленную в районе 1го котельного отделения носовую часть (в месте скользящего шва) потоком воды развернуло форштевнем к корме. Уцелевшей обшивкой правого борта носовая часть еще удерживалась на поверхности, но быстро погружалась с креном на левый борт, так что был виден боковой киль. Мостик, первая дымовая труба и фокмачта оказались в воде. Командир «Москвы» капитанлейтенант А.Б.Тухов, оглушенный взрывом был сброшен в воду, замполит батальонный комиссар Г.Т.Плющенко погиб. Тонущая носовая часть увлекала за собой и кормовую, которая имела дифферент на нос и крен до 10° на правый борт. Корабль остался без движения, но машины еще работали, и левый винт некоторое время вращался в воздухе. Через две минуты после взрыва носовая оконечность корпуса оторвалась и быстро затонула. Кормовая еще плавала на поверхности, и люди находились на боевых постах. Дифферент кормовой части достиг 40°, и она, встав вертикально, затонула через 8—10 минут после взрыва.

На воде остались спасательные круги, матрацы, аварийный лес, дымовые шашки и единственная шлюпка, в которой разместилось 17 человек. Подошедший лидер «Харьков» остановился в 200 м и приступил к спасению экипажа «Москвы». Но рядом с «Харьковым» начали рваться 280мм снаряды немецкой береговой батареи «Тирпиц». Одновременно корабль был атакован румынскими истребителями. Пришлось прекратить спасательные работы и немедленно уходить.

К вечеру 14 румынских катеров и гидросамолеты подобрали из воды 69 человек (7 офицеров и 62 краснофлотца). Командир «Москвы» А.Б.Тухов в бессознательном состоянии попал в плен, но впоследствии бежал из концлагеря и сражался в рядах партизанского отряда «Буревестник» под Одессой, командуя взводом разведки. А.Б.Тухов геройски погиб в бою с противником 5 марта 1942 года близ села Головановск на Буге.

Так, первый бой лидера «Москва» в Великой Отечественной войне стал для него и последним.

В 5.28 произошло накрытие лидера. Один снаряд разорвался в 10 м справа по носу, произведя сильнейший гидродинамический удар по корпусу, а потоки воды от взрыва обрушились на мостик. Второй снаряд упал за кормой. Корабль, достигнувший было 20узловой скорости, стал резко ее снижать до 6 узлов: вследствие нарушения циркуляции воды изза форсирования хода в котле № 1 лопнула водогрейная трубка.

В 5.36 котел № 1 полностью вышел из строя; его нагрузку приняли котлы № 2 и № 3. В то же время изза близких разрывов снарядов в третьем котельном отделении произошел сброс регулятора турбовентилятора, и скорость «Харькова» снизилась еще больше. Воздушные атаки продолжались — последовал налет двух бомбардировщиков: одна бомба упала в 3 кбт по носу корабля, а вторая — по корме.

Тяжелое положение вынудило командира ударной группы послать радиограмму на флагманский крейсер: «Обстрелял нефтебаки, нуждаюсь в помощи». На помощь лидерам командиром группы прикрытия был послан эсминец «Сообразительный». В 5.50 Романов был вынужден послать на «Ворошилов» вторую радиограмму с просьбой о помощи.

Наконец «Харькову» удалось выйти изпод артобстрела батареи «Тирпиц». В тот момент дистанция от берега достигла 19 миль, от места гибели «Москвы» — 5 миль. Но авиация противника все еще преследовала лидер — при очередном налете двух бомбардировщиков один из них был сбит зенитной артиллерией. В 5.58 в котле № 2 лопнули 3 трубки в малом пучке, и скорость хода вновь упала до 5 — 6 узлов. Движение корабля обеспечивал теперь лишь котел № 3. С вводом в строй турбовентилятора правого борта котла № 3 скорость хода удалось довести до 14 узлов. Около 6 часов командир БЧ5 приказал заглушить трубки у медленно остывавшего котла № 1 и ввести его в действие.

Подобную работу обычно осуществляют в охлажденном котле, но в экстремальных условиях ремонт пришлось производить в горячем. Работа по заглушке трубок со стороны парового коллектора была выполнена за 5 минут, а со стороны водяного коллектора — за 8. В целом ремонтные работы на первом котле были выполнены за два с половиной часа вместо положенных 10—16. Теперь лидер «Харьков» мог дать больший ход.

В половине седьмого, пока шли ремонтные работы, началась новая атака авиации противника. Лидер успел отвернуть влево, и бомбы легли в 5 кбт за кормой корабля.

В 6.43 вышел из строя турбовентилятор левого борта котла № 3, и вновь ход упал до 5 узлов. В это время «Харьков», прошедший чуть более 8 миль от места гибели «Москвы», подвергся атаке неопознанной подводной лодки. Сигнальщики обнаружили справа по курсовому углу 70° в 25 — 30 кбт воздушный пузырь и след торпеды, идущей на лидер. Пришлось резко отвернуть, и торпеда прошла в полутора кабельтовых за кормой. В свою очередь, артиллеристы лидера обстреляли предполагаемое место нахождения лодки ныряющими снарядами.

Ровно в 7.00 с эсминца «Сообразительный», подошедшего наконец для охранения поврежденного корабля, заметили след второй торпеды по курсовому углу 50° правого борта. Эсминец вовремя отвернул вправо, и торпеда прошла слева по борту. Через пять минут с эсминца обнаружили след третьей торпеды, шедшей вдоль правого борта «Сообразительного» в направлении «Харькова». На лидер передали семафором сигнал, и тот вовремя отвернул вправо. Эсминец прошел над местом залпа и сбросил две серии глубинных бомб. Лодка затонула. Предположительно это была Щ206 - по версии Костриченко В.В., изложенной в «Очерках военно-морской истории», ее командир, капитан-лейтенант И.А.Каракай, не знал о предстоящей операции против Констанцы и, приняв советские корабли за румынские, произвел торпедный залп. На потопление Щ206 претендуют также румынские миноносец «Налука» и два торпедных катера, атаковавшие 9 июля 1941 года неизвестную подводную лодку и якобы наблюдавшие явные признаки ее гибели.

«Харьков» и «Сообразительный», отражая атаки бомбардировщиков, взяли курс на Севастополь.

В 8.14 на лидере ввели в действие котел № 1, и корабль под двумя котлами развил скорость в 26 узлов. В полдень к охранению Харькова» присоединился эсминец «Смышленый». Спустя час все три корабля подвернись последней атаке вражеского бомбардировщика, длившейся 20 минут. Она закончилась безрезультатно: в момент сброса бомб Харьков» и оба эсминца совершили поворот «все вдруг» и бомбы упали в стороне. Далее корабли шли, меняя курсы и скорость, и в 21.30 прибыли в Севастополь.

События войны не давали времени для отдыха. Интенсивный ремонт в базе — и лидер «Харьков» снова в строю. Уже 20 июля он вместе с эсминцем «Бодрый» выходили в район острова Фидониси (Змеиный) для прикрытия отхода Дунайской военной флотилии из устья Дуная в Одессу.

Эксплуатация размагничивающих устройств системы ЛФТИ показала, что живучесть бортовых кабелей, несмотря на их защиту металлическими кожухами, совершенно недостаточна. Все чаще лидер возвращался из боевых походов с оборванными размагничивающими обмотками. С помощью группы ученых ЛФТИ, прибывшей из Ленинграда в Севастополь, к 1 августа 1941 года на нем закончили монтаж размагничивающих устройств.

Во время обороны Одессы «Харьков» совершал рейсы с грузом боеприпасов, поддерживал действия сухопутных частей. Всего за период с 25 августа по 8 сентября лидер 66 раз открывал огонь по позициям врага. 15 сентября он обеспечивал переход 18 судов с эвакуируемыми войсками из Одессы в Севастополь.

В сентябре «Харьков» встал в Новороссийске на планово-предупредительный ремонт. Одновременно на нем был установлен первый на Черноморском флоте морской корабельный радиомаяк (МКР), связанный с работающим на него береговым радиомаяком направленного действия.

31 октября лидер «Харьков» вышел из Новороссийска и 1 ноября еще до рассвета прибыл в Севастополь. Днем при очередном налете авиации противника по левому борту и по носу стоявшего на бочке лидера взорвалось около десятка бомб, не причинив ему особого вреда. Но после этого корабли эскадры стали базироваться в портах Кавказского побережья; «Харькову» отвели место в Новороссийске.

С ноября 1941 по февраль 1942 года лидер использовался для перевозки в главную базу пополнения и боеприпасов. Кроме того, он привлекался для обстрела побережья, занятого неприятелем.

5 декабря после разгрузки в Севастополе «Харьков», стоя у стенки в бухте, произвел обстрел живой силы противника в районе села Аксу. При ответном обстреле в броневой щит первого орудия лидера попал снаряд. В результате орудие было выведено из строя, осколками повреждены надстройки, каюткомпания, прицел орудия № 2. Командование базы решило отремонтировать корабль своими силами — его перевели в Корабельную бухту и поставили к артиллерийским мастерским. И даже во время ремонта он продолжал вести огонь из кормовых орудий.

21 декабря при входе в Севастополь «Харьков» подвергся атаке бомбардировщиков, а при подходе к боновым воротам он попал еще и под артиллерийский обстрел береговых батарей противника. Чтобы сбить прицел, лидер, не имея возможности отклоняться от фарватера, маневрировал с помощью резкого изменения хода. На скорости около 21 узла, под огнем тяжелых батарей он проскочил боновые ворота и лихо пришвартовался у артиллерийской пристани, не получив попаданий.

Затем «Харьков» вел обстрел резервов противника, скопившихся в районе станции Мекензиевы Горы, у кордона № 1, в Бельбеке и Дуванкое. За двое суток, которые корабль находился в главной базе (до 23 декабря), им было израсходовано 618 130мм снарядов.

В ночь с 28 на 29 января 1942 года «Харьков» с войсками, боезапасом и продовольствием на борту прорвался в осажденный Севастополь. 30 января, 1 и 2 февраля, перед уходом в Новороссийск, «Харьков» снова вел огонь по позициям противника, а на переходе к Кавказскому побережью 4 февраля обстрелял вражеские позиции в Крыму. В ночь с 27 на 28 февраля лидер в составе ОЛС выходил для обстрела немецких войск у Феодосии.

6 марта «Харьков», принимавший маршевое пополнение, боезапас и продовольствие в Новороссийске, получил приказ срочно выйти в море для оказания помощи эсминцу «Смышленый», подорвавшемуся на мине в районе мыса Железный Рог (Керченский пролив). К моменту подхода лидера тяжело поврежденный эсминец своим ходом вышел с оборонительного минного поля. «Харькову» оставалось только возглавить отряд для следования в Новороссийск. Однако ночью из-за сильного ветра и огромных волн эсминец не смог управляться, и «Харьков» попытался взять его на буксир. «Смышленый» развернуло волнами и опрокинуло. С перевернувшегося эсминца стали скатываться глубинные бомбы и рваться в опасной близости от лидера. От сильных гидравлических ударов на нем стали выходить из строя механизмы и приборы: из нактоуза вылетел магнитный компас, у рулевого сорвало репитер с гирокомпаса.

Более двух часов «Харьков» маневрировал на месте гибели «Смышленого», но смог спасти лишь двух моряков. На одном из разворотов он на полном ходу врезался в гребень волны «девятого вала». Огромная масса воды прогнула палубу полубака, образовалась трещина. Вертикальные подпоры палубы в каюткомпании оказались согнутыми в дугу. Пришлось изменить курс и вместо Новороссийска следовать в Поти только по волне, поскольку идти против волны было весьма рискованно.

В Поти произвели экстренный ремонт — откачали воду из помещений, выпрямили подпоры, восстановили поврежденную верхнюю палубу полубака, выровняли погнутые люки, двери и кранцы. Уже на следующий день лидер ушел в главную базу, доставив туда маршевое пополнение, боезапас и продовольствие. 8 и 9 марта «Харьков» вел артиллерийскую перестрелку с противником и подавил две вражеские батареи.

К 15 марта на лидере был проведен ремонт размагничивающих устройств и перенос трасс обмоток системы ЛФТИ с бортов на палубу для повышения их живучести. В дальнейшем за время боевой эксплуатации лидера отмечалась стабильность магнитного состояния корабля даже при близких взрывах авиабомб.

24, 27, 31 марта и 6 апреля «Харьков» вместе с другими кораблями и транспортными судами перевозил с Кавказского побережья в Севастополь грузы, орудия и другую технику. Он неоднократно обстреливал позиции противника, подвергаясь при этом ответным ударам артиллерии и авиации. 7 апреля при маневрировании в Севастопольской бухте у стенки лидер сильно ударился форштевнем о причал. В результате удара нижняя часть форштевня загнулась вправо, а обшивка корпуса получила повреждение. Буквально в течение ночи корпус отремонтировали. А за меткий огонь, в результате которого три немецкие батареи были подавлены, экипаж корабля получил благодарность командующего флотом.

Май 1942 года также оказался для «Харькова» весьма напряженным. С 9 по 15 мая по ночам он выходил из Поти в Феодосийский залив и к побережью Керченского пролива для обстрела вражеских войск. 18 мая на переходе из Новороссийска в Севастополь «Харьков» был атакован авиацией. Зенитчикам лидера удалось сбить два самолета, но изза близких разрывов бомб корабль лишился управления. На большой части пера руля оказалась сорвана обшивка, а на правом винте оторвался обтекатель. В Новороссийске «Харьков» поставили в плавдок и в течение двух суток отремонтировали.

17 июня лидер с войсками отправился в свой привычный поход, взяв курс на осажденный город-крепость. С целью оперативной маскировки вначале он шел в южном направлении, имитируя рейс в кавказский порт. На рассвете 18 июня «Харьков» повернул к Севастополю и тут же подвергся интенсивному налету люфтваффе. При 22й по счету бомбежке в 6.50 одна из бомб взорвалась под кормой лидера. В 3м котельном отделении возник пожар, затопило 5й погреб, изза поступления забортной воды в главных котлах повысилась соленость. Первая машина застопорилась, в расходных масляных цистернах обнаружилась соленость, вышли из строя 3е и 4е орудия главного калибра. Пожар удалось ликвидировать. Соленость устранили заменой лопнувших трубок в главном холодильнике. В румпельном отделении устранили повреждения гидравлики рулевого управления. После заделки разошедшихся швов в помещении 5го артиллерийского погреба откачали воду. На запрос командира лидера было получено приказание начальника штаба идти в Поти под прикрытием лидера «Ташкент».

К началу августа 1942 года ОЛС ЧФ переформировали в бригаду крейсеров, при этом «Харьков» вошел в состав 1го дивизиона эскадренных миноносцев.

2 августа в 17.18 лидер «Харьков» и крейсер «Молотов» вышли из Туапсе, имея задание совершить набеговую операцию на порт Феодосию и Двуякорную бухту. В 0.59 лидер открыл огонь по целям и за 5 минут выпустил 59 130мм снарядов. В 1.13 обнаруженный противником отряд лег на курс отхода. Немецкие самолеты-торпедоносцы и итальянские торпедные катера MAS568 и MAS573 начали преследование. При атаке торпедного катера лидер накрыл его вторым залпом, а от выпущенной торпеды уклонился. Но крейсеру «Молотов» не повезло: в него попала торпеда, взрывом оторвало 20 м кормы вместе с рулем. К счастью, способность двигаться и управляться машинами крейсер не потерял и продолжал отходить 14узловым ходом. Лидер сопровождал его до Поти. В этой операции им было отражено 10 атак торпедных катеров и столько же авианалетов. Израсходовав 868 зенитных снарядов, он сбил один самолет (совместно с крейсером) и еще один повредил.

В ходе сентябрьского наступления противника на Новороссийск и Туапсе «Харьков» неоднократно привлекался для огневой поддержки сухопутных войск. Утром 1 сентября в составе отряда выходил в море для обстрела побережья Крыма, а на обратном пути в 22.30, маневрируя в Цемесской бухте с дистанции 100 кбт обстрелял скопление войск противника и боевой техники на подступах к Новороссийску. Правда, ожидаемый результат достигнут не был — стрельба велась по площадям со слишком большой дистанции (13 км). В ночь с 2 на 3 сентября «Харьков», стоя на якоре на рейде, обстрелял станицу Красномедведковскую. На этот раз результаты оказались успешнее. Противнику был нанесен значительный урон в живой силе и технике — уничтожено 6 танков, 14 орудий, 22 автомашины, около батальона пехоты. За две эти ночи лидер выпустил 399 снарядов.

14 октября противник возобновил мощное наступление на Северном Кавказе. В этот критический момент для ликвидации прорыва войск противника в районе Новороссийска «Харьков» и корабли эскадры ЧФ за пять дней октября срочно перебросили из Поти в Туапсе три гвардейские стрелковые бригады — всего около 10 тысяч бойцов с вооружением. Позже, 21 и 22 октября корабль привлекался для перевозки войск в Туапсе, а также для огневой поддержки войск в Новороссийске.

В осенне-зимний период 1942 года «Харьков» в составе отрядов надводных кораблей совершил три набега на коммуникации противника у западных берегов Черного моря. Так, 29 ноября — 2 декабря лидер в составе отряда кораблей произвел набег на остров Фидониси. 19 декабря он участвовал в ночном обстреле Ялты. При подходе на огневую позицию 20 декабря в 1.20 видимость в этом районе составляла 2 — 3 мили, и берег не просматривался. Лидер уменьшил скорость до 9 узлов и с расчетной дистанции 112 кбт открыл огонь по порту. Уточнив свое место, «Харьков» продолжил стрельбу методом «по невидимой цели» по площади с использованием центрального автомата стрельбы. За 9 минут им было выпущено 154 осколочнофугасных снаряда главного калибра. Немецкие батареи открыли огонь с опозданием. В 16.30 «Харьков» вернулся в Батуми.

В январе на корабле проводился плановый ремонт. В ночь с 3 на 4 февраля 1943 года лидер «Харьков» в составе отряда выходил из Батуми в район Южная Озерейка — Станичка для артподготовки в районе высадки десанта. Подобная операция проводилась лидером в ночь на 14 февраля.

В течение лета 1943 года «Харьков» неоднократно привлекался к операциям по обстрелу вражеских позиций в Крыму и нарушению коммуникаций противника в Керченском проливе.

Но в октябре случилось непоправимое. Целью операции 6 октября явилось уничтожение немецких плавсредств и десантных кораблей, возвращавшихся из Керчи, а также обстрел портов Феодосии и Ялты. Для выполнения поставленной задачи выделялись лидер «Харьков», эсминцы «Беспощадный» и «Способный», восемь торпедных катеров и авиация ВВС флота.

С наступлением темноты 5 октября в 20.30 корабли вышли из Туапсе. Около часа ночи 6 октября «Харьков» с разрешения командира отряда начал движение к Ялте. В 2.30 на нем засекли самолетразведчик противника, о чем было доложено командиру отряда Г.П.Негоде (брейдвымпел — на «Беспощадном»). В 5.04 самолет сбросил осветительные бомбы.

Корабли меняли курсы, но скрыть истинное направление своего движения не могли, поскольку, как выяснилось, за их передвижением следила вражеская береговая радиолокационная станция.

В 6.30 «Харьков» с дистанции 70 кбт начал обстрел Ялты. За 16 минут он выпустил без корректировки по меньшей мере 104 130мм осколочнофугасных снаряда. Следуя вдоль берега, лидер сделал 32 выстрела и по Алуште, но, как оказалось, все снаряды легли с перелетом. По германским данным, в Ялте в результате обстрела несколько домов было повреждено, пострадало гражданское население, но войска урона не понесли. На огонь лидера ответили три 75мм орудия 1й батареи 101го дивизиона, а затем шесть 155мм орудий 1й батареи 772го дивизиона противника. В 7.15 «Харьков», маневрируя под огнем береговых батарей, стал отходить и присоединился к возвращавшимся эсминцам, шедшим курсом 110° со скоростью 24 узла.

В 8.10 появившиеся над соединением три советских истребителя сбили германский самолет-разведчик, летчики с него приводнились на парашютах. Корабли задержались на 20 минут для подъема их на борт. Этот маневр отвлек внимание верхней вахты от наблюдения за горизонтом. И как только корабли начали отход 28узловым ходом, этим воспользовались 8 немецких пикирующих бомбардировщиков Ю87 под прикрытием двух Me109. И хотя советские истребители сбили один «Юнкерс» и один истребитель, другим самолетам, зашедшим со стороны солнца, удалось поразить лидер сразу тремя бомбами весом в 250 кг.

Одна из них попала в верхнюю палубу в районе 135го шпангоута и, пробив корпус насквозь, взорвалась под килем. Еще по одной бомбе попало в первое и второе котельные отделения. Оба они, а также машинное отделение оказались затопленными, вода медленно поступала через поврежденную переборку на 141м шпангоуте в третье котельное отделение. Таким образом, из главной силовой установки в строю остался турбозубчатый агрегат во втором машинном отделении и третий котел, давление в котором упало до 5 кг/см2. От ударных сотрясений вышли из строя мотопомпа во второй машине, дизельгенератор № 2, турбовентилятор № 6. Взрывом сорвало и выбросило за борт один 37мм зенитный автомат; вышли из строя два зенитных пулемета. Лидер потерял ход, получил крен 9° на правый борт и дифферент на нос около 3 м. В этой обстановке было приказано «Способному» взять «Харьков» на буксир кормой вперед.

Теперь соединение двигалось в 90 милях от Кавказского побережья к западу от Туапсе со скоростью 6 узлов. Можно было бы, оценив обстановку, снять с лидера экипаж, а корабль затопить. Это приказание якобы и отдал командующий флотом. Но на соединении приказ не получили и продолжали движение. В 11.50 над кораблями появились 14 пикирующих бомбардировщиков Ю87. Два из них атаковали «Харьков» и «Способный», остальные — «Беспощадный». И хотя к этому времени по вызову прибыло еще 9 наших истребителей, но отбить атаки люфтваффе они не смогли. «Харьков» новых повреждений не получил, но в «Беспощадный» попала авиабомба, разрушившая машинное отделение, а у «Способного» в результате бомбежки разошлись заклепочные швы.

После этого командир отряда отдал приказ «Способному» поочередно буксировать «Харьков» и «Беспощадный». В 14.00 на лидере ввели в строй третий котел, и корабль смог дать ход до 10 узлов под одной машиной. Но через 10 минут корабли снова подверглись атаке с воздуха группой в 20 — 25 «юнкерсов». В результате в 14.25 «Беспощадный» затонул.

В это время «Харьков» получил два прямых попадания в полубак, несколько бомб разорвались рядом с кораблем. Все носовые помещения до 75го шпангоута оказались затоплены, от сильного сотрясения корпуса вышли из строя вспомогательные механизмы единственного оставшегося под парами котла, лидер стал погружаться носом с креном на правый борт. Каких либо существенных мероприятий по борьбе за живучесть провести не успели, и в 15.37, до последнего момента ведя огонь из 130мм орудия и одного зенитного автомата, «Харьков» скрылся под водой.

Командир лидера П.И.Шевченко был спасен «Способным».

Еще в течение двух часов эсминец «Способный» спасал экипаж лидера. Но в 18.10 последовал очередной налет немецкой авиации, и через 20 минут эсминец погиб от взрыва собственных глубинных бомб. В 18 часов 35 минут корабль начал быстро погружаться в воду. Все это время в небе шел бой наших и немецких самолетов-истребителей, в ходе которого было сбито 14 и повреждено 8 самолетов противника.

Поиск личного состава с трех погибших кораблей велся прибывшими на место трагедии сторожевыми и торпедными катерами вплоть до 10 октября 1943 года и был прекращен лишь с наступлением сильного шторма. Всего из воды удалось поднять 186 человек, из них живыми - 123 моряка. Принято считать, что во время этой операции погибло от 692 до 780 моряков, однако точная цифра потерь неизвестна.

Источник:  bazar.nikolaev.ua

Лидер «Харьков» на боевом курсе
(фрагменты из книги "На ходовом мостике")
П.В. Уваров

Первое знакомство

После нового назначения на вспомогательном крейсере «Микоян» я прибыл в Новороссийск, где швартовался у Старопассажирской пристани мой корабль.

Середина октября, а дни стоят погожие, теплые.. В лучах солнца выкрашенный в защитный стальной цвет лидер эсминцев показался мне гордым красавцем-лебедем, прикорнувшим ненадолго у берега. Стремительный нос, узкая корма, палубные надстройки обтекаемой формы — все свидетельствовало о высоких мореходных качествах этого новейшего на Черном море корабля. Конечно, в душе еще не изгладились воспоминания о родном «Незаможнике», но как моряк я не мог не отдать должное «Харькову», а затем и не испытать радостной взволнованности, что служить мне как раз на нем. Тем более, что за последнее время много наслышался и о лидере, и о его геройском экипаже.

Черноморские моряки не забывали, что именно лидер «Харьков», выполнив боевое задание, сумел выйти из боя у Констанцы. Помнили и о подвиге котельных машинистов краснофлотцев Павла Гребенникова и Петра Каирова, заглушивших в горячих топках водогрейные трубки. Это они первыми на эскадре стали кавалерами ордена Красного Знамени. Известен был и бессменный командир корабля капитан 2-го ранга Пантелеймон Александрович Мельников. Под его командованием «Харьков» совершил смелый прорыв в Одессу 7 сентября, доставив защитникам города большую партию оружия и боеприпасов, а разгрузившись и выйдя из порта сквозь град снарядов, сам открыл ураганный огонь, поддерживая нашу оборону. Несколькими часами позже, приняв на борт замнаркома Военно-Морского Флота Г. И. Левченко и командующего флотом Ф. С. Октябрьского, отправился на Тендру.

На палубе, пока дежурный по кораблю докладывал командиру о моем прибытии, я огляделся. Опытному моряку зачастую достаточно одного взгляда вокруг, чтобы сложилось первое впечатление о корабле — и ты либо разочаруешься, либо сразу почувствуешь атмосферу требовательности к дисциплине и порядку, к четкости организации службы. Именно это бросилось в глаза. На палубе «Харькова» — сияющая чистота, словно паркет в залах Эрмитажа, по которому можно ходить только в войлочных тапочках. И, как вскоре выяснилось, первое впечатление оказалось безошибочным.

В командирской каюте из кресла поднялся навстречу высокий, стройный командир, затянутый в синий рабочий китель. Нетерпеливо, как мне показалось, выслушав обычное в таких случаях представление, быстро протянул сухую сильную ладонь и, поздоровавшись, усадил напротив. Пока я рассказывал о прежней своей службе, глаза его смотрели весело и чуть иронично, как будто он хотел меня предупредить: это все хорошо, но то ли еще ждет тебя на нашем корабле. Когда я поведал о том, что на Черное море ехал с назначением на лидер «Москва», Пантелеймон Александрович как-то сразу весь переменился, грустно посмотрел на меня и покачал головой. Безусловно, мне было интересно выслушать историю атаки наших кораблей на Констанцу из первых уст, но я понимал — сейчас не время, да и сам Мельников не стал об этом распространяться. Он заговорил о «Харькове» и его людях. Все свидетельствовало о том, что Мельников хорошо осведомлен о мельчайших подробностях корабельной службы и о состоянии экипажа.

Лидер «Харьков» по сравнению с «Незаможником» был крупнее, насыщен самой современной техникой и вооружением, имел более сложную организацию. Да и людей здесь на добрую сотню больше. Моя должность обязывала, говоря кратко, быть готовым в любой момент заменить командира, то есть взять на себя ведение боя и управление лидером. И пока «Харьков» стоял в Новороссийске на планово-предупредительном ремонте, я хотел изучить особенности боевой организации, наставления по применению оружия и хотя бы приблизительно ознакомиться с устройством корабля. Чем ближе я узнавал его, тем больше он мне нравился. И надстройка в носовой части, где располагался довольно высокий и просторный ходовой мостик и возвышающийся над ним командно-дальномерный пост. В носовой и кормовой части лидера из амбразур броневых щитов внушительно глядели стволы 130-мм орудий — наш главный калибр. На корме удобно расположена 76-мм зенитная батарея, кроме нее, противовоздушную оборону лидера поддерживали восемь 37-мм автоматов и четыре крупнокалиберных пулемета. В средней части корабля, в районе кожухов труб, установлены два 4-трубных торпедных аппарата. По сравнению с «Незаможником» вооружение гораздо солиднее.

Конечно, с особым интересом я ознакомился с артиллерийским вооружением и его боевыми возможностями. Это было хозяйство старшего лейтенанта Ивана Кирилловича Навроцкого. На лидере он тоже недавно, не многим более двух месяцев, а до этого был в 1-м дивизионе миноносцев. Ему, пожалуй, трудней других пришлось осваиваться с жизнью БЧ-2, поскольку на своем посту он сменил удивительного человека и известного на эскадре специалиста С. П. Хулгу, который был не просто мастером своего дела, но и беззаветным энтузиастом и новатором. Это благодаря его стараниям лидер первым приобрел снайперские орудия.

Из командного состава лидера прежде я знал лишь командира минно-торпедной боевой части (БЧ-3) старшего лейтенанта В. К. Романова. С ним мы занимались в военно-морском училище. Он учился на младшем курсе. Каким он был в училище — бодрым, жизнерадостным, активным участником курсантского джаза, — таким я встретил его и теперь. Разве что стал шире в плечах и прибавил в весе.

Познакомился я и с другими командирами боевых частей и служб и нашел, что командный состав подобран самым тщательным образом.

Словом, попал я в окружение надежных и преданных своему делу людей, на прекрасный корабль. Всем нам вскоре предстояли тяжелые испытания, но чувство локтя товарища придает силы, уверенность в себе. Мы были полны решимости отстоять Севастополь.

Огненные дни и ночи

В начале ноября основные силы флота были сосредоточены в Туапсе, откуда шло боевое обеспечение сухопутных войск, оборонявших Севастополь и Керчь. Ставка Верховного Главнокомандования определила главную задачу Черноморского флота: активная оборона Севастополя и Керченского полуострова. В эти дни противник упорно пытался прорвать оборону Севастополя, но части Приморской армии, успевшие подойти к городу, стояли насмерть. Земля горела в окрестностях города, а немецко-фашистское командование подтягивало все новые и новые силы: пехотные дивизии, моторизованные отряды, танки и самолеты.

9 ноября, понеся большие потери, противник отказался от попытки взять Севастополь с ходу. Севастопольский оборонительный район выстоял. Немалую помощь защитникам города оказали крейсеры «Красный Крым» и «Червона Украина», стоявшие на огневых позициях в Севастопольской бухте. Часть кораблей, почти непрерывно совершая боевые выходы, доставляла новые подкрепления, привлекалась к огневой поддержке 51-й армии на Керченском полуострове.

Утром 11 ноября немецко-фашистские войска снова пошли на штурм. Главный удар наносился с юга, вдоль Ялтинского шоссе на Балаклаву, а вспомогательный — на хутор Мекензия, с целью выйти к Северной бухте. И снова крейсеры обрушили огневую мощь своих орудий, причинив противнику значительный ущерб. В тот день наступление было приостановлено. Зато на следующий день вражеская авиация предприняла массированный налет на порт и город. Крейсер «Червона Украина» был атакован более чем двадцатью самолетами — враг любой ценой старался ослабить огневую мощь обороны. Шесть прямых попаданий в крейсер нанесли отважному кораблю смертельные раны. Еще сутки боролся экипаж за живучесть крейсера, но, несмотря на героические усилия, 13 ноября корабль затонул. Получили серьезные повреждения эсминцы «Совершенный» и «Беспощадный». Но жертвы были не напрасными. Командование Севастопольским оборонительным районом приняло все меры к тому, чтобы сдержать натиск врага, и уже 22 ноября наступательный порыв противника иссяк. Враг сам вынужден был перейти к обороне.

В помощи нуждался и осажденный Севастополь, а она могла прийти только морем. Без кораблей и транспортов флота ни о какой длительной обороне не могло быть и речи. Придя в Севастополь с маршевым пополнением или боевыми грузами, корабли сразу же привлекались к артиллерийским обстрелам вражеских объектов. Походы в Севастополь и огневые налеты на позиции противника стали в те дни боевыми буднями лидера «Харьков».

Совместными усилиями флагманских артиллеристов флота и штаба эскадры Августа Андреевича Руля и Алексея Ивановича Каткова, а также с помощью гидроотдела флота в главной базе было оборудовано одиннадцать номерных позиций, с достаточной точностью нанесенных на карты. Каждая из них обеспечивалась ориентирами наводки для ведения дневных и ночных стрельб, а также телефонной связью корабля с управляющим стрельбой и корректировочными постами. База располагала тремя корректировочными группами, хороша подготовленными, знающими условия местности, боевую обстановку в секторах, способных уверенно вести корректировку огня. Для огневого взаимодействия корабельной и береговой артиллерии штабами береговой обороны и эскадры было выработано специальное наставление. Все это ощутимо повысило эффективность артобстрела противника корабельной артиллерией. Нам отвели сектор стрельбы, а зенитные батареи «Харькова» включили в систему противовоздушной обороны. В этом сказался конкретный опыт обороны Одессы по использованию корабельной артиллерии.

Декабрьский прорыв

Причину срочного вызова лидера «Харьков» в Туапсе 20 декабря мы узнали, как только ошвартовались. К причалу подъехала легковая машина начальника штаба Черноморского флота контр-адмирала И. Д. Елисеева. Он быстро взбежал по сходне и немедленно отправился с Мельниковым в каюту. Пробыли они там не более десяти минут, и, как только Елисеев ушел, Мельников сообщил о распоряжении начальника штаба: на «Харьков» прибудет 4-й батальон 9-й бригады морской пехоты, который необходимо срочно доставить в Севастополь. И уточнил: "Противник начал второй штурм города. За последние трое суток положение Севастопольского оборонительного района резко ухудшилось. Есть новая директива Ставки. Главная задача Черноморского флота на сегодняшний день — удержать Севастополь. Наше возвращение туда — одна из срочных мер по оказанию помощи обороне. Сейчас из Новороссийска перебрасывается 79-я бригада морской пехоты на крейсерах «Красный Крым», «Красный Кавказ», на эсминцах «Бодрый» и «Незаможник». Мы присоединимся к отряду по пути. И учтите: прогноз погоды не обещает ничего хорошего. Все должно быть предусмотрено на случай шторма."

Груза у пехотинцев немного: каждый боец при себе имеет сто двадцать патронов, трехдневный сухой паек, на весь батальон — 12 ручных пулеметов Дегтярева, 3 станковых пулемета и триста ящиков патронов. Вот и все. Батальон к посадке готов, грузы вот-вот прибудут на машинах.

С ловкостью взбегают морские пехотинцы по сходням. Со стенки под руководством Веселова началась загрузка легкого вооружения и боеприпасов. Погрузка производилась личным составом БЧ-2, работа была привычная, и краснофлотцы быстро с ней справились. Во время приемки Мельников находился на ходовом мостике, часто поглядывая на часы. По настроению командира можно было судить, что он доволен ходом работ, ни разу не прикрикнул своим зычным голосом: «Проворней работать!» После прибытия морских пехотинцев прошло около двадцати минут, и лидер «Харьков» отошел от стенки.

Прогноз погоды полностью оправдался. Море штормит, видимость плохая, встречные волны, подгоняемые северо-западным ветром, сильно бьют в носовую часть корабля. Но лидер, взрезая волну, не сбавляет хода: встреча с отрядом кораблей назначена на 17.30, времени в обрез.

Впрочем, прибыв в точку встречи минута в минуту, отряда мы не встретили. Первым предположением было, что произошла ошибка в счислении, да и ограниченная видимость могла помешать. Но, связавшись с Новороссийском, выяснили, что отряд вышел из базы с некоторым опозданием. Встреча состоялась, когда уже было темно.

В целях маскировки корабли шли с выключенными ходовыми огнями, что затрудняло взаимный поиск. Локационных установок еще не было. Помогло то, что радисты услышали в эфире переговоры кораблей по УКВ связи. Сигнальщикам была дана команда усилить наблюдение и скоро на одном из кораблей отряда заметили незатемненный иллюминатор. Такое грубейшее нарушение светомаскировки могло стать причиной гибели корабля, но в данном случае оно помогло обнаружить отряд.

Флагманский крейсер «Красный Кавказ» шел под флагом командующего флотом вице-адмирала Ф. С. Октябрьского. От командира мне стало известно, что ввиду резкого осложнения обстановки под Севастополем, туда спешит командующий. Отрядом кораблей командовал начальник штаба эскадры капитан 1-го ранга Владимир Александрович Андреев. Кроме него, на флагманском корабле находились также военком эскадры бригадный комиссар В. И. Семин и начальник оперативного отдела штаба флота капитан 1-го ранга О. С. Жуковский.

Выполняя приказание флагмана, лидер занял место концевого в кильватерном строю кораблей. Теперь мы ориентировались по затемненным кильватерным огням эсминца «Незаможник», шедшего впереди «Харькова».

При штатной численности лидера порядка трехсот человек мы приняли на борт 675 пехотинцев.

Неприятности для нас начались у Крымского побережья.

С флагмана предупредили, что при подходе к фарватеру № 3 отряд кораблей встретит тральщик из охраны водного района главной базы. Он же проведет корабли по фарватеру. Однако тральщика почему-то не оказалось в условленном месте, а без него после длительного похода, да еще в штормовую погоду, не имея возможности точно определить место кораблей, идти узким фарватером среди минных полей было чрезвычайно рискованно. Имелся запасной вариант — прибрежный фарватер. Однако и им нельзя было воспользоваться: у Крымского побережья стоял густой туман. Оставалось ждать рассвета и затем прорываться в Севастополь в светлое время суток. А это наихудший вариант: противник успеет привести в готовность береговые батареи, минно-торпедную и бомбардировочную авиацию и, когда корабли будут стеснены береговой чертой и минными полями, нанесет сосредоточенный комбинированный удар.

На всех кораблях отряда хорошо понимали сложившуюся ситуацию и срочно искали выход. Удача в этот трудный момент сопутствовала «Харькову». К счастью, сквозь случайное окно в тумане нам удалось «зацепиться» за береговые огни, и штурманы смогли уточнить местоположение корабля. Но какое решение примет флагман?

Старшина отделения сигнальщиков Евгений Чернецов доложил на мостик: "Сигнал с флагманского корабля: «Лидеру «Харьков» быть головным!»".

В столь сложных навигационных условиях нашему кораблю, его командиру и штурману была оказана высокая честь. Мельников перевел ручки телеграфа на «полный вперед» и направил корабль в голову отряда. Приказ флагмана объяснялся еще и тем, что на «Харькове», как на корабле с отличным содержанием и использованием электронавигационной техники, в начале войны гидроотделом флота был установлен первый на флоте морской корабельный радиомаяк (МКР), связанный с работающим на него береговым радиомаяком направленного действия. Благодаря аппаратуре МКР штурман Телятников мог уверенно вести корабль по фарватеру.

Теперь мы уверенно шли фарватером, но ночные часы были безвозвратно потеряны в ожидании тральщика, в привязке к береговым знакам, в поиске второго фарватера. Чем светлее становилось, тем, как назло, улучшалась погода, туман рассеивался. Когда корабли подошли к высокому обрывистому берегу, ветер резко ослабел, волнение моря почти прекратилось. Хорошо, что облачность продолжала оставаться низкой, порядка восьмисот метров. К одиннадцати часам мы только прошли траверз мыса Феолент, до Севастополя оставалось еще примерно двадцать миль. Со стороны противника пока никакого противодействия. Однако тишина эта обманчива.

Мы услышали глухой грохот артиллерии, доносившийся со стороны Севастополя. Там, над городом, горизонт был скрыт густым черным дымом, подсвеченным красным, — казалось, горят не только дома и портовые сооружения, но пылает и сама земля Севастополя, сплошь засеваемая вражескими снарядами.

Самолетов долго ждать не пришлось. Мы увидели их впереди, едва корабль лег на входные Инкерманские створы. Туман к тому времени почти полностью рассеялся, и рассчитывать на скрытый прорыв уже не приходилось. На флагманском корабле взвился сигнал: «Отразить воздушную атаку противника!» Мгновенно на кораблях все пришло в движение, в считанные секунды зенитчики были готовы встретить неприятеля. Шквал мощного зенитного огня рванулся навстречу десятку низко летящих бомбардировщиков. Открыли огонь по самолетам и стрелковые группы морских пехотинцев.

Как только самолеты были обнаружены, Мельников приказал дать самый полный вперед, понимая, что скорость при маневре уклонения от атак вражеских самолетов имеет первостепенное значение. Первая группа самолетов, идущая на корабли, оказалась у нас справа по корме.

Мы с командиром БЧ-4 Иевлевым сразу заняли свои места: я — на левом крыле мостика, Иевлев — на правом. При массированных налетах авиации мы должны были помогать командиру в определении наиболее опасных самолетов и падающих бомб, от которых следовало уклоняться в первую очередь. Противник сразу нацелился на наши крейсеры. Корабли ответили завесой огня и свинца. На «Харькове» первой открыла огонь зенитная батарея лейтенанта Беспалько, а по мере приближения самолетов ее поддержали автоматы кормовой группы главного старшины Трофименко. Орудия главного калибра старшин Лукьяна Репина и Дмитрия Заики также были готовы открыть огонь, но от разрыва дистанционных гранат могли пострадать люди на идущих позади нас кораблях. Поэтому главный калибр пока молчал.

Невдалеке прогрохотала серия бомб, не причинив нам особого вреда. Зато в непосредственной близости от крейсеров и эсминца «Бодрый» бомб упало столько, что корабли почти не были видны за вздыбившимися фонтанами воды. Казалось, водяные столбы, вопреки всем законам земного притяжения, стоят необыкновенно долго, и никто не был уверен, увидим ли мы вновь целыми наши корабли, когда фонтаны опадут. Но они опускались, а корабли отряда под радостные возгласы всех присутствующих на мостике продолжали нестись к Севастополю, упрямо рассекая неспокойную воду. Вокруг стоял сплошной гул зенитной стрельбы, беспрестанно ухали бомбы и над водой стелился ядовито-желтый дым. Но вот боезапас вражеских самолетов иссяк, они стали уходить, стихла стрельба корабельной артиллерии. И сразу стала отчетливо слышна дуэль нашей береговой артиллерии с артиллерией противника. Наши артиллеристы пытались огнем заставить замолчать фашистскую артиллерию, расположенную с таким расчетом, чтобы вести огонь по нашим кораблям на подходах к городу и обстреливать севастопольские бухты.

Вскоре показалась новая группа самолетов. На этот раз они стали сбрасывать бомбы, внезапно появляясь из-за облаков. Стрельба кораблей возобновилась.

«Харьков», оставаясь во главе отряда, почти непрерывно вел зенитный огонь.

Корабль резко отворачивает влево, описывает так называемый коордонат и снова ложится на прежний курс. Мы уклоняемся от четырех авиабомб, цепочкой упавших справа по борту на расстоянии около полукабельтова. Корпус корабля сильно вздрагивает, на какое-то мгновение замедляется ход, но тут же лидер, справившись с перегрузками, с прежней скоростью продолжает маневр.

Воздушные атаки следуют одна за другой. «Харьков», увернувшись от бомб на повышенных ходах, вскоре оторвался от других кораблей и оказался севернее Инкерманских створов. На мостике появился обеспокоенный Телятников — наше отклонение затрудняет вход в базу. Однако при совместном плавании мы не можем без распоряжения флагмана изменить курс. Приказание от флагмана поступило тут же — на крейсере «Красный Кавказ» взвился сигнал: «Лидеру «Харьков» прорываться в Севастополь головным!» Мельников, ответив сигналом «Ясно вижу, понял!», дал самый полный ход. Корпус лидера едва заметно дрогнул, корабль начал набирать скорость и с поворотом направо выходить на Инкерманские створы. Стремительно приближались боковые ворота. Здесь нас ждали новые испытания: лидер попал в зону обстрела береговых батарей противника.

С мостика мы увидели падение вражеских артиллерийских снарядов слева на траверзе в расстоянии около полукабельтова. Значит, первый залп был недолетным. По лидеру огонь вела батарея с мыса Лукулл — это мы точно установили по вспышкам на втором залпе. На какое-то время лидер оказался в весьма невыгодном положении — левый борт был полностью открыт для противника. Первым делом с верхней палубы ушли в кубрики морские пехотинцы: осколки роями свистели вокруг.

Учитывая, что первый залп противник хорошо положил, правильно выбрав угол упреждения на ход корабля, Мельников тотчас принял решение: резкими изменениями хода не дать врагу пристреляться. Ранее ни одна инструкция не предусматривала маневра уклонения способом изменения ходов на одном курсе. Это было результатом опыта, добытого в ходе боевых действий. Впервые Мельников обратил внимание на возможность подобного уклонения в бою под Констанцей, когда у лидера из-за повреждений временами изменялся ход, от чего резко снизилась точность стрельбы вражеской батареи. Этот урок не ускользнул от пытливого взгляда Мельникова. Теперь же командир вполне сознательно применил его в бою. Снаряды ложились то впереди по курсу, то по корме, с абсолютной точностью по прицелу. Мы избежали прямого попадания только благодаря находчивости командира.

В критический момент торпедные катера, высланные штабом СОР в район Константиновского равелина, пытались прикрыть нас дымовой завесой. Однако к тому времени мы успели проскочить боковые ворота и, кроме того, дымзавесам не совсем благоприятствовало направление ветра. А от огня батарей противника, установленных на Мекензиевых высотах, они и вовсе не могли прикрыть, хотя для следующих за нами кораблей дымзавесчики все же снизили эффективность артобстрела с Лукульско-Качинского направления.

Пройдя боковые ворота сквозь грохот разрывов бомб и артснарядов, лидер «Харьков» на полном ходу устремился к месту швартовки — Артиллерийской пристани. Вслед за нами один за другим входили остальные корабли отряда и, рассредоточиваясь, сразу швартовались к указанным им причалам, расположенным в Северной бухте. Комфлотом Ф. С. Октябрьский не зря выбрал именно эту бухту, поскольку противник рвался захватить ее в первую очередь, а корабли могли своим огнем поддержать защитников города.

Успешный прорыв отряда кораблей в светлое время суток с подкреплением для осажденного города привел противника в ярость. Ни один корабль не получил сколь-нибудь серьезных повреждений. Несколько человек из числа верхних боевых постов были легко ранены да корпуса некоторых кораблей получили незначительные повреждения. На «Харькове» вообще никто из людей не пострадал, лишь несколько нефтяных ям дали небольшую течь. Командиры кораблей показали себя блестяще — в сложнейших условиях проявили выдержку, находчивость, высокое искусство управления кораблем. Комфлотом по прибытии в Севастополь объявил от имени Военного совета благодарность всему личному составу отряда кораблей.

Зато противник неистовствовал. Как только корабли ошвартовались, начался интенсивный обстрел тяжелой артиллерией всей акватории Северной и Южной бухт. По заявке штаба СОР мы сразу открыли ответный огонь по боевым порядкам противника. Теперь в полный голос заговорил главный калибр. С небольшими перерывами стреляем до вечера.

С рассветом артиллерийская дуэль возобновилась. Методичным обстрелом Северной и Южной бухт противник пытался заставить наши корабли покинуть Севастополь и тем самым прекратить артиллерийскую поддержку защитников города. Однако в ответ корабли лишь усилили огонь.

Особенно напряженным был день 22 декабря. Мы беспрестанно стреляли по вражеским войскам в районе Бельбекской долины, Дуванкоя, Мекензиевых высот, Черкез-Кармена, а также обстреливали дорогу между Верхним и Нижним Чоргунем, по которой двигались войска и техника противника.

За весь период обороны нам еще не приходилось вести столь интенсивный и продолжительный огонь по противнику. Количеству заявок, поступающих по телефону от флагманского артиллериста, уже был потерян счет. Никто не помнил, сколько воздушных атак мы отразили за эти три декабрьских дня. С момента выхода из Туапсе никто не отдыхал, если расчетам удавалось часок передремать в кубрике, считалось, что повезло. Люди совершали то, что в мирное время казалось бы невозможным.

В бухте стоит непрерывный грохот. Стреляем мы, стреляют другие корабли. По корабельной радиосети стараемся чаще передавать результаты стрельбы — это тоже подбадривает людей.

Во второй половине дня из штаба СОР поступило приказание: с темнотой быть готовыми к выходу в море. Снова предстоит нелегкий переход. К тому же перед самым выходом санитарные машины доставили на лидер двести человек раненых, в том числе тяжелых. Все кубрики и каюты комсостава превращаются в лазарет. Кроме того, мы идем не одни, а в составе конвоя совместно с эсминцем «Шаумян» — сопровождаем транспорты «Калинин», «Серов» и «Димитров» до Туапсе. Море неспокойно. Штормит. Транспорты и эсминец «Шаумян» вышли из базы несколько раньше нас и приходится их догонять. Уйдя вперед, они успели лечь на фарватер, а «Харьков» только подходил к Феоленту, когда нам вдогонку посыпались светограммы с приказанием оперативного дежурного охраны водного района повернуть конвой на обратный курс, так как на фарватере обнаружена плавающая мина. Мельников, немного поколебавшись, принял решение продолжить путь.

Вслед за светограммами примчался катер ОВРа, и невидимый в темноте посыльный в мегафон потребовал нашего возвращения. Мельников, назначенный командиром конвоя, решения не отменил.

С катера долго и упорно добивались своего, но Мельников не сдавался, вступил в голову конвоя и повел его за собой. Конечно, в решении Мельникова была доля риска, и если бы какой-либо из транспортов наскочил на плавающую мину, вся ответственность легла бы на командира конвоя, но расчет Мельникова был правильным: ко времени прохода транспортами перевала мину снесло сильным штормовым ветром. Наш переход окончился благополучно. Командование признало действия Мельникова верными.

Гибель эсминца «Смышленый»

В одном из мартовских штормов погиб эсминец «Смышленый». Произошло это на наших глазах и, чтобы было ясно, в каких условиях нам приходилось плавать, расскажу о тех незабываемых сутках.

Утром 6 марта мы находились в Новороссийске. Вскоре после подъема флага получаем от командира отряда легких сил (ОЛС) контр-адмирала Николая Ефремовича Басистого приказание: готовиться к экстренному выходу в море. Срочно отдаются соответствующие распоряжения корабельным боевым частям и службам. Все буднично, все, как обычно. Не впервой мы получали неожиданные приказания и шли в поход, в бой. Видимо, и сейчас пойдем либо в Севастополь, либо в один из кавказских портов за маршевым пополнением. Никто даже предположить не мог, что нам вскоре доведется увидеть и пережить.

Мы уже развели пары, когда на корабль прибыли командир отряда Н. Е. Басистый и комиссар И. С. Прагер. Оба взволнованы и не скрывают озабоченности. Впрочем, Басистый, опытнейший моряк, герой керченско-феодосийского [161] десанта, не спешит с выводами, а просто информирует о том, что вчера вечером эсминец «Смышленый» с тремя сторожевыми катерами вышел из Новороссийска, сопровождая конвой в составе транспортов «Березина». «В. Чапаев» и тральщика «Тракторист», следовавший в Камыш-Бурун. В районе мыса Железный Рог, как и предусматривалось заданием, командир «Смышленого» капитан 3-го ранга Виктор Михайлович Шегула передал конвой командиру охранения от Керченской военно-морской базы, а сам, развернувшись на обратный курс, намеревался вернуться в Новороссийск. Вот тут-то и случилась беда — эсминец подорвался на мине. Не потеряв плавучести, корабль стал на якорь. Обо всем Шегула доложил командиру отряда.

«Харькову» следовало идти на помощь «Смышленому». Н. Е. Басистый и И. С. Прагер следовали с нами. Выйдя из Новороссийска около девяти часов, мы прибыли в район стоянки «Смышленого» через три часа и начали маневрирование на расстоянии пяти-шести миль, опасаясь минных полей.

Вообще, минная обстановка на Черном море была весьма запутанной. Минные заграждения ставили мы, ставил противник, причем фашисты недавно начали применять мины нового образца — гидроакустические. В непогоду мины срывало с якорей, волокло течениями. Карты минных полей быстро устаревали и, когда уже не отражали реальной минной обстановки, фарватеры прокладывали тральщики — шли по минным полям, образуя за собой чистые проходы. Вот и со «Смышленого» сообщили: требуются тральщики. На эсминце к тому времени вода затопила 1-ю машину и 2-е котельное отделение, но ход не был потерян — «Смышленый» вполне мог идти под одной машиной.

К пятнадцати часам из Керчи прибыли тральщики и приступили к тралению. Через три часа «Смышленый» вышел на чистую воду. Мы все с облегчением вздохнули. Особенно радовался за командира «Смышленого» Мельников. Шегула был женат на его сестре, и, конечно, наш командир переживал также и за родственника. Настали минуты и даже часы, когда все надеялись, что «Смышленый» будет спокойно отконвоирован в Новороссийск, станет там на ремонт и будет спасен. Тем более Шегула снова доложил, что в буксировке не нуждается, может идти самостоятельно со скоростью до восьми узлов.

Басистый разрешил эсминцу следовать своим ходом. Этому благоприятствовала погода — был штиль. К тому же близились сумерки — время, когда торпедоносная авиация противника проявляла повышенную активность. Имея на буксире «Смышленого», лидеру «Харьков» все равно не удалось бы развить скорость больше восьми узлов, но зато, лишенный маневра, сам он мог бы стать жертвой вражеской авиации. Думается, командир отряда легких сил принял правильное решение.

Лидер «Харьков» возглавил отряд, корабли легли на курс в юго-восточном направлении с тем, чтобы в зависимости от состояния поврежденного корабля можно было зайти в одну из наших южных баз.

Море успокоилось, было тихо. Но вот раз, второй легла на воде рябь, изменившая ее цвет: начал задувать зюйд-вест. Примерно к восьми часам ветер усилился до пяти баллов, меняя направление к весту. Это уже не предвещало ничего хорошего, но корабли продолжали следовать своим курсом. Когда стемнело, командир «Смышленого» донес, что корабль плохо слушается руля. Еще часа через два новое донесение: «Корабль влево не разворачивается». Погода к этому времени совсем ухудшилась, вест-норд-вест задувал уже с силой до семи баллов, на море пять баллов, поднялась пурга, снизившая видимость до одного кабельтова.

После полуночи командиру «Харькова» было приказано взять «Смышленый» на буксир.

— Идите на ют, руководите подачей буксира, — коротко бросил Мельников.

Я видел, как он весь собрался, понимая, что предстоит нам нелегкое дело, да еще в такую погоду. Ветер и снег слепили глаза, с каждой минутой увеличивалась качка. «Харьков», развернувшись, совершил маневр для подачи буксира. С первой попытки мы подали на «Смышленый» бросательные концы, но при выборке они оборвались от сильного натяжения. Пришлось делать второй заход, а на все требовалось время. Волны уже перекатывались через верхнюю палубу, качка трепала оба корабля. Мы опять подали бросательные. На «Смышленом» подхватили один из них и начали вновь выбирать проводник, закрепленный за огон стального конца.

И вдруг подошла огромная волна, оба корабля накренились в разные стороны, проводник снова лопнул, и трос плюхнулся в воду. Все дальнейшие попытки взять «Смышленый» на буксир не увенчались успехом. Лидер «Харьков» кренило до критической отметки, на юте работать стало невозможно из-за угрозы быть смытым за борт: несколько человек из готовой команды были сбиты с ног волной и получили серьезные ушибы. Командир Шегула доносил: переборки не выдерживают, вода начинает поступать в другие помещения, топит первое котельное отделение. И все-таки, благодаря самоотверженным усилиям команды, «Смышленый» продолжал двигаться своим ходом. Лишь к утру, после того, как было затоплено 3-е котельное отделение, корабль потерял ход. При ветре вест-норд-вест в десять баллов и разбушевавшейся пурге «Смышленый» был отдан на милость стихиям.

С рассветом наступила трагическая развязка. В восемь часов семь минут набежавшей волной корабль накренило на борт, и он так и остался лежать. Люди скатывались по корпусу корабля в воду, а эсминец тут же стал погружаться вниз кормой, возвращаясь на ровный киль, затем быстро пошел под воду.

На вздымающихся гребнях волн держалось множество людей. У всех, конечно, еще была надежда на спасение: ведь рядом «Харьков», он поможет! Мельников сразу отдал команду направить корабль к плавающему экипажу с наветренной стороны, чтобы бортом сгладить крутые гребни волн. Мы рассчитывали, что некоторых из находящихся в воде крутая волна забросит на палубу, так как борт «Харькова» входил в воду, и волны перекатывались через нашу палубу. О спуске спасательных шлюпок не могло быть и речи.

Но случилось непредвиденное. Глубинные бомбы со «Смышленого» при большом дифференте начали скатываться с кормы и взрываться на глубине в опасной зоне от лидера «Харьков». От сильных гидравлических ударов у нас стали выходить из строя механизмы и приборы. После первого же взрыва из нактоуза вылетел магнитный компас, у рулевого сорвало репитер с гирокомпаса. «Харьков» с места не ушел, но и совершить до конца задуманное не удалось. После каждого взрыва на воде все меньше и меньше оставалось людей. Когда бомбы перестали рваться, на поверхности осталось всего несколько человек, из них нам удалось спасти двоих краснофлотцев: сигнальщика Петра Тараторкина и артиллерийского электрика Николая Булыгина.

Более двух часов «Харьков» маневрировал в поиске людей, но спасать больше было некого. На одном из разворотов лидер на полном ходу врезался в гребень волны «девятого вала». Носовая часть не взошла на волну. Огромная масса воды прогнула палубу полубака, образовав трещину. Вертикальные подпоры палубы в кают-компании были согнуты в дугу. В Поти мы следовали только по волне, в такой жесточайший шторм идти против волны было весьма рискованно.

Трагедия, разыгравшаяся на наших глазах, тяжелым бременем легла на весь экипаж «Харькова». Мы сделали все, что было в наших силах, но стихия оказалась сильнее людей. «Харьковчане» видели гибель товарищей, с которыми многие прежде служили на одном корабле, были связаны узами крепкой флотской дружбы. А каково было Мельникову, которому предстояло рассказать своей сестре, вдове командира погибшего корабля, о том, как погиб «Смышленый»? Как-то особенно остро ощущалось наше одиночество среди бушующего моря. Пенные буруны продолжали кипеть за бортом, усилилась снежная пурга, началось обледенение верхней палубы и орудий. Казалось, то, что происходит с нами, имеет как бы второстепенное значение. Шторм, обледенение, появление «Хейнкеля-111» — все мелко и ничтожно. Мы делали свое дело автоматически, еще не придя в себя после пережитого.

Пожалуй, один только вахтенный командир лейтенант В. С. Сысоев сумел подавить тяжелое настроение. Он, как бы почуяв, что беда может породить у экипажа вялость и безразличие, был подчеркнуто строг, подтянут и собран. Я еще раз отметил про себя, каким высоким чувством долга обладает этот молодой командир. Он часто вскидывал бинокль, внимательно всматриваясь в воздушное и водное пространство, наблюдая за расстановкой вахтенных сигнальщиков, поглядывал на картушку гирокомпаса, задавая тон всей вахте.

Шторм стал утихать, когда мы подходили к Поти.

Я не припомню другого похода, который бы с такой же силой вымотал экипаж морально и физически. «Смышленый» не выходил из головы. Но потребовалось вновь приводить корабль в порядок после той ночи — откачивать из помещений воду, восстанавливать повреждения на верхней палубе, выравнивать погнутые люки, двери и кранцы, — и людей подгонять не пришлось. Все хорошо понимали: идет жестокая война, приказ на боевой выход может последовать в любую минуту. И только там, на огневых позициях, в море, в бою, мы сможем отомстить за своих товарищей. Трагедия со «Смышленым», потрясшая нас, еще больше сплотила экипаж, мы почувствовали себя единой семьей перед лицом врага и бушующих стихий. Для меня это чувство было особенно сильным — в те дни я получил из Ленинграда письмо, написанное незнакомой рукой, в котором сообщалось о смерти родителей. Не знал я о судьбе моих остальных родственников — где они, живы ли вообще. Корабль стал для меня единственным домом, а близкими людьми — члены экипажа «Харькова». Ближе и родней их не было на всем белом свете.

Походы, походы...

Вот записи из корабельного журнала тех дней.

24 марта. Из Туапсе перешли в Новороссийск. Оттуда с эсминцем «Свободный» отправились в Севастополь. Доставили 271 человека маршевого пополнения, 150 тонн флотского и 250 тонн армейского боезапаса. В тот же день вышли в Новороссийск.

27 марта. С эсминцами «Незаможник», «Шаумян», с двумя сторожевыми катерами из Новороссийска снова ушли в Севастополь, охраняя транспорт «Сванетия». Вернулись в Новороссийск 29 марта.

31 марта. «Харьков» и «Свободный», базовый тральщик «Гарпун» в составе охранения транспорта «Абхазия» вышли из Новороссийска в Севастополь. На Инкерманских створах были обстреляны артиллерией противника.

2 апреля. Лидер «Харьков» и эсминец «Свободный», стоя в Северной бухте, вели огонь по артбатареям противника. Три батареи подавлены. Личный состав лидера получил благодарность от комфлотом.

3 апреля. Вышли с эсминцем «Свободный» из Севастополя в Туапсе, охраняя транспорт «Абхазия». Перешли из Туапсе в Новороссийск 6 апреля.

8 апреля. Очередной выход в Севастополь. Снова совместно с эсминцем «Свободный» конвоируем транспорт «Абхазия». Вышли из Новороссийска в 19 ч. 40 мин. На переходе морем дважды подвергались ударам авиации.

9 мая. Лидеры «Харьков» и «Ташкент» вышли из Поти и форсированным ходом направились в Феодосийский залив для обстрела вражеских войск в районе Таш-Алчин.

10 мая. Возвращаемся в Новороссийск и, пополнив боезапас, снова выходим в море для обстрела вражеских войск в районе мыса Чауда и Дуранде.

12, 13, 14 мая. В Феодосийском заливе ведем обстрел вражеских войск и боевой техники в районах: Таш-Алчин, Хаджи-Бай, Кинчак, совхоз «Кенегез» и по перемычке у озера Узунларское.

Как видно из записей, многим кораблям, и «Харькову» в том числе, пришлось вести боевые действия у побережья Керченского полуострова. Это отнюдь не означало, что защитники Севастополя стали меньше нуждаться в помощи с моря. Из сводок мы узнаем, что после наступления, предпринятого противником утром 8 мая, Крымский фронт был прорван и наши войска начали отходить на восток в направлении Камыш-Буруна и Керчи. Все попытки организовать наступление наших войск одновременно из района Севастополя и из района Керченского полуострова не увенчались успехом. Правда, наши позиции у Севастополя были улучшены, однако отбросить врага, имевшего подавляющее преимущество в авиации и танках, не удалось. И вот теперь гитлеровцы предприняли новый натиск. А корабли эскадры всегда там, где трудней всего. Нашим войскам требовалась срочная огневая поддержка, поэтому мы торили из ночи в ночь морскую дорогу в район Феодосийского залива.

Благодаря стараниям моряков Новороссийской базы, главным образом подводников, мы, как правило, находили в прибрежной полосе хорошо подготовленные огневые позиции. Подводные лодки выводили нас точно на огневую позицию, где еще со времени высадки десанта были выставлены буи. Это во многом облегчало нашу задачу, экономило ночное время, которого с каждым днем становилось все меньше и меньше — как-никак середина мая.

Вернувшись в Новороссийск днем 14 мая, мы обратили внимание на то, что из базы в этот день ни один транспорт с грузом не ушел в Керчь.

Ночью лидер «Харьков» вновь отправляется к побережью Керченского пролива. Теперь уже ни для кого не секрет, что своим огнем мы прикрываем отходящие войска Крымского фронта. Стреляем всю ночь, пока есть боезапас, а в предрассветной мгле возвращаемся в Новороссийск. Лидер оказался последним кораблем, обеспечившим артогнем Крымскую армию. Больше в район Керчи «Харьков» не ходил. Советские войска были вытеснены с Керченского полуострова, что значительно ухудшило общую обстановку на юге. В Крыму оставался непокоренным один Севастополь. И вновь каждый черноморец задавал себе вопрос: что будет со славной черноморской цитаделью?

«Желаем счастливого плавания!»

В конце мая и в начале июня основным нашим маршрутом снова стал Севастополь — Новороссийск. Я уже говорил, что относительное затишье на суше у стен Севастополя, связанное с переброской отсюда вражеских войск на Керченский полуостров, никоим образом не отразилось на обстановке на морских путях. Наоборот, противник сосредоточил все свои усилия на борьбе с нашими конвоями, понимая, что они — единственный источник жизнеобеспечения обороны города. С каждым днем фашисты увеличивали арсенал средств борьбы с транспортами и сопровождающими их военными кораблями. Авиация, береговые батареи, минные заграждения, торпедные катера — все без исключения использовалось в блокаде Севастополя с моря. Черноморский флот нес неизбежные потери, особенно в транспортных тихоходных судах. Каждый прорыв в Севастополь рассматривался теперь как самостоятельная боевая операция. Грузы, оружие, боеприпасы, не говоря уже о маршевом пополнении, отправлялись только на боевых быстроходных кораблях.

Утро 18 мая застало нас где-то у параллели Керченского пролива. Курс — Севастополь. Погода ненастная, пасмурная, и на ходовом мостике все сходятся на том, что сегодня нам повезло: избежим ударов авиации. Примерна с этого места мы уже не можем рассчитывать на прикрытие наших «ястребков» — дальше, если погода ясная, приходится в открытую идти на виду у противника, захватившего побережье Крыма. Надежда одна: собственное вооружение, скорость хода и мастерство командира корабля. Так что непогода прикрывает нас и с суши.

И все-таки один из торпедоносцев нас обнаруживает. Сразу ощетинились зенитные батареи, затрещали, выплевывая из стволов огненные клинышки. Работают зенитчики сноровисто и точно, уверенно и невозмутимо. А на подмогу вступает и главный калибр, кладет дымное облако разрыва прямо по курсу самолета. Но, атаковав неудачно, фашист не отказывается от повторных попыток, заходит вновь и вновь. Однако и наш огонь настолько плотный и прицельный, что нервы у гитлеровца сдают и он отваливает к берегу...

Туман, помогавший нам на переходе, помешал с ходу войти в Севастопольскую бухту. Пришлось повременить, пока он рассеется. Неподалеку показалась подводная лодка Л-23. Это не было неожиданностью — наши подлодки тоже использовались для перевозки в Севастополь людей, горючего, боезапаса. Конечно, даже самые крупные из них могли взять не так уж много груза, но каждая тонна бензина или снарядов нужна была защитникам города, как воздух.

Лишь к следующему утру видимость улучшилась, и «Харьков» вместе с подводной лодкой стал входить в базу. Тотчас береговая батарея противника, расположенная в районе селения Кача, открыла огонь. Засвистели осколки. Поврежденным, правда, незначительно, оказался корпус корабля, вышел из строя мотор одного из торпедных аппаратов. Но к нам на помощь уже мчались торпедные катера, ставившие дымовые завесы. Им помогал самолет МБР-2. Заговорили батареи нашей береговой обороны, вступив в дуэль с вражеской артиллерией.

На этот раз мы прорвались в Севастополь с минимальными потерями.

Над городом даже днем стоит красное зарево. Противник засыпает Севастополь снарядами. Не умолкает канонада. Над гаванью постоянно вспыхивают воздушные бои. Не успели ошвартоваться, как на причал уже перекинуты сходни, начинается высадка маршевого пополнения. Одновременно по наклонным доскам спускаем на причал доставленный боезапас. Еще не покинули корабль красноармейцы, как с кормы начинается посадка раненых и эвакуируемых. Высадка и посадка, разгрузка и погрузка доведены до совершенства. Да иначе и нельзя. Начиненный, как говорится, под завязку взрывчаткой, корабль представляет собой пороховую бочку среди пожара. Но наши артиллеристы успевают еще сделать несколько артналетов по вражеским позициям.

Не дожидаясь темноты, покидаем Севастополь, конвоируя транспорт «Грузия», имеющий на борту около семисот человек раненых и триста тонн груза. Курс — Туапсе. Оттуда вернемся в Новороссийск за новым маршевым пополнением и грузами. И снова в прорыв к Севастополю.

О том, что противник намерен предпринять очередной штурм города, мы узнали 4 июня в Новороссийске, когда стояли под загрузкой боеприпасами. Приемка предстояла немалая, а тут, как назло, получилась задержка с подвозом. Вообще в Новороссийске это случалось крайне редко, и я, признаться, не припомню второго такого случая, когда бы просто так, из-за чьей-то невнимательности или забывчивости, нарушились погрузочно-разгрузочные работы. К этому вынуждали только крайние обстоятельства.

Наконец подошли машины с боезапасом.

На корабле и на стенке все пришло в движение. Снаряды потоком поплыли в погреба, чтобы аккуратно разместиться на стеллажах. Принимаем боезапас, располагаем в кубриках маршевое пополнение.

«Харьков» отошел от причала и, круто развернувшись, направился к выходу из гавани.

День выдался погожим. Черноморское лето властно вступало в свои права. Легкий приятный ветерок обдавал прохладой и свежестью. За долгую зиму и холодную ненастную весну мы отвыкли от солнца и ясного горизонта. В мирное время плавать в такую погоду одно удовольствие, но теперь... Сигнальщики во главе с лейтенантом А. М. Иевлевым на мостике — каждую минуту можно ждать непрошенных «гостей»!

До ужина на корабле сохраняется боеготовность № 2. Погода не изменилась. Воздух столь прозрачен — на расстоянии шестидесяти миль справа по курсу можно различить вершины Крымских гор. После ужина на юте собирается немало людей. Здесь не только «харьковчане», но и много красноармейцев из маршевого пополнения. Никому не хочется сидеть в душном кубрике.

Со стороны Крымского побережья приближается пока еще едва заметный самолет-разведчик. Он явно намеревается сблизиться с нами, не спеша сокращает дистанцию, но держится на большой высоте, вне досягаемости огня лидера.

Кружит он минут двадцать, высматривая наш курс и тип корабля, затем удаляется. Боевой тревоге дан отбой, но, понятно, ненадолго. После захода солнца Иевлев докладывает: "Пятерка «юнкерсов» на корабль!.."

Мельников переводит ручку телеграфа на «самый полный ход». Все его внимание на самолетах. Главное — не упустить мгновение, когда из-под брюха «юнкерса» покажутся бомбы, чтобы дать команду на руль. Мы с Иевлевым занимаем места на крыльях мостика, готовые в нужный момент предупредить командира о наиболее угрожающем самолете. Наступают минуты предельного напряжения. Корабль один на один с атакующим противником.

В монотонный рев моторов вдруг пронзительно врезается залп зенитной батареи. Но вражеские летчики демонстрируют нам свои «крепкие нервы» — самолеты, не меняя направления, упрямо идут на снижение. В стрельбу включились зенитные автоматы, корабль вздрогнул от залпа носовых орудий главного калибра.

Трассы автоматных очередей прошивают задымленное небо, стараясь достать головной самолет. Несмотря на оглушительный грохот, слышится нарастающий свист бомб — не выдержав плотного прицельного огня, противник начинает бомбометание. По незамедлительной команде командира корабль круто уклоняется вправо. Смерчи воды вздыбливаются где-то за кормой, спиной чувствуем несильный удар взрывной волны. И вдруг в передней части фюзеляжа только что отбомбившегося головного самолета вспыхивает яркая искра. Вслед за этим самолет выпускает дымный шлейф и резко идет на снижение. Летчик пытается дотянуть до берега, но не успевает — кабельтовых в двадцати от корабля врезается в спокойную гладь моря.

Сигнальщики, ликуя, докладывают об этом Мельникову, но сейчас ему не до того — бомбы начинают сыпаться с двух следующих самолетов. Прицел их, правда, сбит предыдущим маневром, и бомбы падают далеко за кормой. Однако не израсходовали бомбозапас еще два оставшихся «юнкерса». Они повторяют маневр своих предшественников.

Потеря самолета ничуть, казалось, не отрезвила фашистов. И Мельникову дважды пришлось уклоняться от бомб. Последняя чуть было не угодила в корабль — упав близко за кормой, она вызвала сильную вибрацию палубы. И тут же мы, к своему счастью, увидели, что за последним самолетом потянулся сперва едва видимый, но с каждой секундой все ширящийся и удлиняющийся дымовой хвост. На зенитной батарее и верхних боевых постах оглушительно кричали «ура!» Орудия смолкли, и все мы смотрели в бинокли, пытаясь определить: упадет самолет в воду или дотянет до суши? Но он продолжал удаляться к берегу и скоро исчез из поля зрения.

Можно представить себе, с каким энтузиазмом мы зашли в Севастополь, а потом, разгрузившись и приняв на борт раненых, возвращались в Новороссийск.

В Севастополе мы взяли на борт столько раненых, что заполнили все кубрики, каюты и кают-компанию. При виде человеческих мучений наши успехи как бы отошли на второй план. Многие краснофлотцы стали добровольными санитарами, носили раненым воду, писали за них письма домой, как могли успокаивали. Раненые мужественно переносили боль, но по их разговорам можно было судить, сколько горя и несчастий принес враг на нашу землю. Один рассказывал о том, как фашисты угнали в Германию его жену и дочь, другой — о сожженной родной деревне, третий — о гибели близких в блокадном Ленинграде... В такие минуты члены экипажа приобщались к общенародной трагедии, в их сердцах закипали гнев и жажда праведной мести.

Когда мы входили в Новороссийск, стоявший на руле старшина 1-й статьи Василий Потехин неожиданно доложил: "Корабль не слушается руля!".

Это было как гром среди ясного неба. Что случилось? Какова причина? Командир приказал перейти на ручное управление, а на пост энергетики и живучести последовала команда устранить неисправность. Но это ничего не дало. Пришлось заходить в базу при помощи машин. Процедура была весьма сложная, но Мельников справился с трудностями. Затем при помощи буксиров корабль был ошвартован к причалу.

Пока происходила эвакуация раненых с корабля, командир БЧ-5 Вуцкий облачился в водолазный костюм и спустился под воду, чтобы осмотреть состояние руля и винтов. Вскоре он доложил, что на большей части пера руля сорвана обшивка, а на правом винте отсутствует обтекатель. Значит, бомбежка не прошла бесследно!

Вскоре после швартовки Мельников был вызван на КП к начальнику штаба флота контр-адмиралу И. Д. Елисееву. Мельников предусмотрительно захватил с собой чертежи руля с тем, чтобы доложить о необходимости ремонта «Харькова». Елисеев вначале не очень-то поверил осмотру «водолаза» Вуцкого, но, вникнув во все обстоятельства дела, распорядился поставить «Харьков» в плавдок. Там «диагноз» Вуцкого полностью подтвердился. Техотдел Новороссийской базы проявил чудеса оперативности. Ремонт произвели в течение двух суток. Мы снова были готовы к выходу в море.

Однако не все наши походы кончались благополучным прорывом в Севастополь. Жертвы, вообще неизбежные в столь жестокой войне, увеличились с началом нового штурма города. Гибли транспорты, гибли корабли. Но гибли героически, в неравном бою. Так что простой арифметикой здесь не обойдешься. Жертвы были не напрасны. Их ценой флот продолжал поддерживать оборону города даже тогда, когда приходилось пробиваться сквозь многокилометровую завесу артиллерийского огня, отражая атаки торпедных катеров и авиации, преодолевая комбинированную морскую блокаду. Теперь и в самом Севастополе корабли не находили защиты от авиации противника и подвергались обстрелу осадной артиллерии, которую враг подтащил к городу. Стоя у причала, корабли оказывались лишенными маневра для уклонения от атак. Зенитные пушки нашей противовоздушной обороны были изношены до предела, не хватало боезапаса.

В первую очередь противник стремился захватить Северную бухту, чтобы предотвратить прорывы наших кораблей в Севастополь. 20 июня ему удалось это сделать, и с того самого дня корабли вынуждены были разгружаться в Камышовой бухте, у временных причалов. Еще хуже было то, что теперь враг мог бить прямой наводкой по центру города, Корабельной стороне и по Приморскому бульвару. Было ясно, что в таких условиях городу долго не продержаться, но война давно отбросила все прежние представления о возможностях защитников Севастополя. Черноморская столица стояла! Двухсоттысячная армия Манштейна, в бешенстве штурмовавшая город, снова оказалась не в силах взять Севастополь с ходу. А корабли продолжали доставлять защитникам осажденного города подкрепление.

10 июня в Севастополе возле Павловского мыса героически погиб эсминец «Свободный», с которым мы не раз находились в совместном плавании и конвоях. Эсминец конвоировал транспорт «Абхазия», доставивший в Севастополь продовольствие и боеприпасы. Приход транспорта и конвоя не остался незамеченным врагом. На стоявшую под разгрузкой «Абхазию» совершили налет пятнадцать самолетов противника, сбросив несколько десятков бомб. Разгрузившийся к тому времени эсминец поставил дымовую завесу и открыл артиллерийский огонь. Закончив стрельбу, «Свободный» стал менять место стоянки. «Абхазия» от прямых попаданий бомб затонула. Самолеты перенесли удар на эсминец. На «Свободном» возник пожар, многие члены экипажа из числа верхних боевых постов погибли. Спасти «Свободный» не удалось. Он затонул, до последней минуты не прекращая вести зенитный огонь по самолетам противника.

Через три дня в Севастополе погиб транспорт «Грузия». Это был последний транспорт, сумевший прорваться непосредственно в Севастополь. Теперь и разгрузка в темное время суток не всегда гарантировала успешный выход кораблей из базы. Видя, что осажденный город все же продолжает получать подкрепление морем, гитлеровцы значительно расширили зону действия ударной авиации. Граница наиболее опасной зоны лежала далеко за пределами Севастополя, и даже боевым кораблям стало чрезвычайно трудно пробиваться к городу.

На себе мы почувствовали это 17 июня. Боевая задача звучала так: доставить в Севастополь пятьсот красноармейцев и шестьдесят тонн боезапаса.

И снова ясная погода, обычная для черноморского лета. С целью оперативной маскировки лидер «Харьков» сперва идет в южном направлении, имитируя поход в один из южных кавказских портов. А далеко на юге поворачиваем на запад, переходя на курс вдоль анатолийского побережья. Примерно на меридиане мыса Керемпе нам надо повернуть на север и уже полным ходом следовать к Севастополю. Этот рекомендованный маршрут был рассчитан на то, чтобы успеть проскочить наиболее опасную зону в темное время суток.

Ночь прошла спокойно. Утро следующего дня не принесло изменений в погоде — на небе ни облачка, на море — легкая зыбь. Казалось, переход в таком удалении от берега — с корабля едва были заметны горы анатолийского побережья — вполне может обеспечить нам безопасность. Но наши расчеты не оправдались. На подходе к меридиану мыса Керемпе сигнальщик Андрей Чернышев заметил вражеский самолет-разведчик.

Вскоре появилась ударная авиация. Очевидно, самолеты были подняты в воздух заблаговременно, и разведчику оставалось только навести их на корабль.

Сколько их всего, сразу невозможно было определить. И каков тактический замысел? Пока мы видели тройку «Юнкерсов-87», идущих первыми в атаку. За ней — еще несколько троек.

Воздушные атаки следовали одна за другой. Первая тройка самолетов атаковала нас с ходу. Видимо, чувствуя свое превосходство в силе, они даже не применили свой излюбленный прием — заходить на корабль с разных направлений. Огнем всех орудий мы заставили врага сбросить бомбы примерно в двух кабельтовых от корабля. Атака «в лоб» противнику не удалась.

Новая тройка изменила тактику. Рассредоточившись, «юнкерсы» стали заходить с трех сторон — с кормы и с обоих бортов. На большом форсаже они выходят из атаки, собираясь отбомбиться на новом заходе. А на подходе третья тройка. И вдруг противник применяет маневр, с которым мы еще не были знакомы. Отбомбившись, первая тройка и головной самолет не уходят к берегу, а начинают кружить вместе с остальными. Теперь невозможно определить, какой из «юнкерсов» несет на себе бомбы, а какой отбомбился. Все они кружат в небе, как рой черных мух, по одному, по два, по три заходя на корабль. Некоторые только имитируют атаку, но уклоняться приходится и от них.

Бой идет второй час. Мичман Михаил Тихомиров докладывает на мостик: "Произведена двадцать первая атака!".

Наконец наступила пауза. Стрельба прекратилась. Но не все вражеские самолеты убрались восвояси — в пределах видимости продолжают кружить шесть из них. А все ли они разрядились — неизвестно.

Началась очередная атака. Тройка самолетов пошла на корабль с двух направлений: один — с кормы, два — с левого траверза. Тишина треснула от залпов вновь заговорившей корабельной артиллерии. Посыпались бомбы. Одна из них упала метрах в трех от левого борта. Но поскольку корабль совершал маневр, а корма быстро разворачивалась влево, ее пронесло над местом падения бомбы, и когда взрыватель сработал, то столб воды поднялся с правого борта. Мы «перескочили» через бомбу, но уйти на безопасное расстояние не успели. Взрыв огромной силы потряс лидер, корпус подбросило вверх. Корабль резко сбавил ход. На ходовом мостике стрелки тахометров упали к нулю.

— Корабль не слушается руля! — доложил старшина рулевых Василий Потехин. Он оставил за себя рулевого Федора Дымченко и немедленно побежал в румпельное отделение выяснять причину поломки.

На мостик один за другим поступали доклады: пожар в 3-м котельном отделении, затоплен 5-й погреб, в главных котлах резко повысилась соленость, первая машина застопорена, в расходных масляных цистернах обнаружена соленость, вышли из строя 3-е и 4-е орудия главного калибра. И это не говоря уже о более мелких поломках и повреждениях.

К счастью, все эти серьезные повреждения мы получили в результате последней атаки противника.

Немецкие самолеты ушли к Крымскому побережью. Надолго? Не наведут ли на нас новых? Об этом никто не знал...

Мельников радировал о случившемся в Новороссийск, но скоро ждать оттуда помощи не приходилось — мы были от базы на значительном удалении. Рассчитывать следовало на собственные силы. Главную опасность представлял пожар в котельном отделении. Из поврежденного нефтеподогревателя бил горящий мазут, выбрасываемый давлением примерно в семнадцать атмосфер.

Теперь во что бы то ни стало следовало сбить соленость воды в котлах. Причина неисправности — несколько лопнувших трубок в главном холодильнике. С этим так быстро не справиться, времени потребуется немало. Машинисты включили аварийное освещение, восстановили поврежденную электросеть, перекрыли пар, поступающий из вспомогательной магистрали, и, установив, что в масляных цистернах разошлись швы, через которые поступает забортная вода, сразу же приступили к герметизации.

Одновременно в румпельном отделении командир отделения рулевых Василий Потехин и рулевой Василий Полевой, обнаружив повреждение гидравлики, через десять минут после поломки починили рулевое устройство.

Тем временем в помещении 5-го артиллерийского погреба под водой в легководолазном костюме работал старшина трюмной группы Петр Ткаченко. Он заделывал разошедшиеся швы корпуса, а когда справился с этим, организовал откачку воды.

Собственно, люди, уже однажды спасшие «Харьков» под Констанцей, теперь спасли его вторично.

Когда все, что поддавалось ремонту собственными силами, было восстановлено и введено в строй, на ходовом мостике подвели итоги. Соленость в котлах оставалась повышенной. Это в любое время могло вывести их из строя. Засолилось машинное масло в цистернах. Ход наш был ограничен, поскольку подплавленный упорный подшипник в остановленной машине можно было поменять только в базовых условиях. До Севастополя оставалось более 120 миль, а на переходе неизбежны новые атаки авиации, затем предстоит прорыв блокады.

Все хорошо понимали, что сейчас условий для ремонта в Севастополе абсолютно никаких нет. А если бы и была техническая база, противник просто не дал бы и суток простоять на одном месте. Но мы настолько сильно были заражены стремлением доставить в Севастополь маршевое пополнение и грузы, что сразу отказаться от выполнения боевой задачи не могли. Каждый из моряков считал, что лучше погибнуть, нежели попасть в презренную категорию трусов. Не раз бывало так, что, не сумев оценить реальную обстановку, не найдя в себе мужества отступиться от первоначального плана действий, командир обрекал корабль на поражение. Конечно, это неразумно, и в выигрыше от этого только противник.

Было принято решение возвращаться в базу. И хотя все мы понимали, что это правильно, на душе было тяжело от того, что не выполнили боевой приказ.

На переходе мы убедились в верности принятого решения — нами была получена радиограмма от начальника штаба флота контр-адмирала И. Д. Елисеева с приказанием следовать в Поти. Значит, предстоял ремонт.

В пути поступила еще одна радиограмма: от штаба эскадры, в которой говорилось, что к нам на помощь следует лидер «Ташкент» под флагом командующего эскадрой контр-адмирала Л. А. Владимирского. Встреча произошла во второй половине дня. Имеющий характерную голубоватую окраску, лидер эскадренных миноносцев «Ташкент» всегда привлекал к себе внимание гордым видом и отличными мореходными качествами. На «Ташкент» нельзя было не засмотреться. А сейчас его появление впереди по курсу вызвало ликование «харьковчан». Мы подняли сигнал: «Благодарим за выручку!» С верхних боевых постов «Ташкенту» махали бескозырками краснофлотцы.

Прибыв в Поти, я узнал, что лидер «Ташкент» находился на планово-предупредительном ремонте, когда был получен приказ выйти к нам на помощь. Благодаря замечательному механику Павлу Петровичу Сурину корабль снялся с якоря через час пятнадцать минут. Мы прониклись еще большим уважением к экипажу во главе с командиром Василием Николаевичем Ерошенко. Такие примеры боевой взаимовыручки были весьма важны для повышения морального духа бойцов. Без них нельзя успешно воевать.

И вот мы в относительно спокойном порту Кавказского побережья. На корабле уже развернут планово-предупредительный ремонт, а детали и эпизоды последнего боя не выходят из головы. Перед глазами вновь и вновь встают картины: самолеты противника сбрасывают бомбы с крутого пике, стремительно несущийся лидер поднимает за кормой пенящиеся буруны, зенитчик Виктор Ратман виртуозно меняет во время боя расстрелянный ствол и автомат продолжает огонь... Припоминаются эпизоды спасательных работ... Самой высокой оценки заслуживали действия командира корабля Пантелеймона Александровича Мельникова, проявившего в смертельной схватке с воздушными пиратами высочайшие командирские качества. Более чем в десяти атаках он спасал лидер, казалось бы, от верных попаданий. После похода все чаще слышалось в адрес Мельникова любовно брошенное словечко «батя» — команда понимала, что командир спас корабль от гибели.

Мы вернемся!

С 20 июня боевые корабли с подкреплением для Севастополя начали разгружаться в Камышовой бухте, поскольку противник, прорвавшись к Северной бухте, сразу приступил к обстрелу двух главных севастопольских бухт, где располагались основные причалы. Заходить в порт могли теперь только подводные лодки.

Да, многомильная блокада с моря, обстрел наших бухт намного усложнили связь с Севастополем. Бухты Камышовая и Казачья, где мы еще могли разгружаться, располагались в южной оконечности Херсонесского мыса, на значительном удалении от города, да и причалы здесь не были оборудованы, что тоже усложняло разгрузку и погрузку. Словом, стало ясно: теперь Севастополю долго не продержаться. Придется и его оставить. Для моряков, испокон веков считавших славный город столицей Черноморья, это была, пожалуй, самая тяжелая потеря за всю войну.

Однако корабли продолжали ходить с подкреплением в Севастополь. 27 июня погиб эсминец «Безупречный», буквально разбомбленный авиацией противника. Но следовавший за ним в нескольких милях лидер «Ташкент», выдержав жесточайший бой с фашистской авиацией, сумел дойти до цели. Возвращаясь в Новороссийск с тремя тысячами раненых бойцов и эвакуированных женщин, лидер снова подвергся налету вражеских самолетов, получил серьезные повреждения, но, полузатопленный, все-таки добрался до базы.

А в Севастополе приближалась трагическая развязка. Исчерпав все силы, средства и возможности, исполнив до конца свой священный долг, севастопольцы во исполнение приказа Ставки Верховного Главнокомандования 30 июня стали отходить из Севастополя. Закончилась героическая оборона города, длившаяся 250 дней и ночей. Военно-политическое и стратегическое значение ее было огромно. Город непоколебимо стоял всю осень 1941 года, оттянув на себя значительные силы фашистских полчищ и заставив врага нести большие потери. А ведь это было самое трудное время для всей страны. Армия, флот, трудящиеся Севастопольского оборонительного района сорвали планы фашистского командования, рассчитанные на стремительный захват юга. Половина времени летней кампании сорок второго года была безнадежно утеряна противником, хотя он полагал выйти к Кавказу еще в сорок первом году. Не смогли воспользоваться гитлеровцы и портами Черного моря для снабжения своих войск, действующих в приморских областях. Воистину оборона Севастополя была победой нашего народа.

В боевых походах и боях за Севастополь экипажи кораблей Черноморского флота закалились и духовно и физически. Ни жестокие бомбежки, ни бои с воздушным противником, ни потери кораблей и товарищей не сломили боевой дух моряков. Неслыханные зверства, чинимые захватчиками на временно оккупированной территории, наглые и коварные планы агрессора вызывали в наших сердцах неодолимую ярость, желание биться с врагом до конца.

Экипаж лидера «Харьков» всегда помнил клятву тех, кто последним покидал пропитанную кровью землю Севастополя и, целуя ее, обещал: «Прощай, родной Севастополь! Мы вернемся!..»

Начиналась битва за Кавказ. Первыми ее признаками стали массированные бомбежки Туапсе, Геленджика и даже Сухуми и Поти. Новороссийск подвергался воздушным ударам и раньше, еще в период обороны Севастополя. Противнику явно досаждали корабли Черноморского флота — мешали развернуть морские перевозки для снабжения своих армий, действующих на кавказско-южном направлении, и потому он старался ударами с воздуха вывести их из строя в базах и портах.

Враг начал концентрировать легкие морские силы в западных портах, стремясь сперва перерезать наши оставшиеся морские коммуникации, а затем захватом Новороссийска и выходом на Туапсе угрожать самому существованию Черноморского флота. У немцев в Азовском море и в районе Керченского пролива уже появилось до полусотни быстроходных десантных барж и некоторое количество других легких кораблей и катеров, а в восточную часть Крымского полуострова, в порты Ялту и Феодосию они перебазировали часть своих торпедных катеров и подводных лодок.

Перед нашей армией и флотом стала важнейшая задача: во что бы то ни стало удержать Новороссийск и Туапсе. Из этих портов наши легкие силы могли бы наносить систематические ощутимые удары не только по противнику в районе Керченского пролива, но и по дислоцирующимся на востоке Крымского побережья. Под Новороссийском, Туапсе и на горных перевалах Кавказского хребта заняли активную оборону армейские части и морские пехотинцы.

Корабли эскадры были нацелены на огневую поддержку частей Северо-Кавказского и Закавказского фронтов и на оборону прибрежных районов. Следовало обеспечить перевозки подкреплений нашим войскам и не допускать высадки десанта врага на Кавказское побережье, одновременно нанося удары по коммуникациям и портам противника.

Решать эти задачи было нелегко. Эскадра уже потеряла не один корабль, износились боевая техника и оружие, а ремонтные возможности кавказских баз были по-прежнему весьма ограничены.

Большую часть работ приходилось выполнять в мастерских эскадры, созданных своими силами в Поти, при самом активном участии флагманского механика эскадры инженер-капитана 2-го ранга А. Л. Шапкина. Под его руководством трудились судоремонтные бригады, сколоченные из числа личного состава кораблей. Многое делалось корабельными специалистами без посторонней помощи. Но не хватало строительных материалов и запасных частей. А тут еще бомбежки наших восточных портов...

Как-то раз мы вышли из Поти на десять минут раньше назначенного срока. На этом настоял Мельников, видя, что погрузка закончена, предварительная прокладка курса штурманом сделана, готовы к походу и связисты. Мы отошли от впереди стоящих эсминца «Бодрый» и плавбазы «Волга» и, покинув потийский «ковш», взяли курс на Батуми. А уже через двадцать минут Иевлев доложил о перехваченном радиосигнале: «Вражеские самолеты бомбят Поти!»

— У вас, Пантелеймон Александрович, прямо чутье на авианалеты. Чуть задержись — попали бы в переделку! — удивляется Телятников.

— Нет у меня никакого чутья. Просто взял себе за правило: можешь покинуть базу — не медли. Сила корабля в огне и маневре. А в порту у нас на вооружении только огонь. — И, помолчав, Мельников добавил: — А каково сейчас там, в Поти?

Вернувшись на следующий день из Батуми, мы узнали подробности авианалета. В нем участвовали тридцать бомбардировщиков. В результате бомбежки оказались повреждены крейсер «Коминтерн» и эсминец «Бодрый». Взрывная волна от прямого попадания в «Бодрый» была настолько сильна, что сорвала один торпедный аппарат и забросила его на крышу портовой мастерской. А на месте нашей стоянки цепочкой упали три бомбы. Было похоже, что наш командир родился в рубашке...

Избежали мы бомбежки и 14 августа, вовремя уйдя из Туапсе. «Харьков» прибыл в порт за оперативной группой штаба Черноморского флота, возглавляемой начальником штаба контр-адмиралом И. Д. Елисеевым. В дневное время стоянка кораблей здесь была опасна, мы пришли ночью. Наконец, можно было выходить в море. И снова мы своевременно убрались из Туапсе, выведя корабль из-под удара авиации. Жестокая бомбежка порта началась примерно через тридцать минут после нашего ухода. Оперативную группу штаба и самого начштаба флота мы благополучно доставили в Сухуми.

Смена командиров

В связи с новыми задачами флота произошла реорганизация на эскадре. В частности, все оставшиеся новые эсминцы и лидер «Харьков» вошли в 1-й дивизион эскадренных миноносцев, командиром которого был назначен Пантелеймон Александрович Мельников. Пришлось расстаться с нашим «батей».

С именем Пантелеймона Александровича связана вся боевая жизнь лидера, и ему тоже было не просто в один день распрощаться со своим кораблем. Получив назначение командиром «Харькова» сразу после вступления корабля в строй, то есть с августа 1939 года, Мельников упорно повышал боевую подготовку лидера в предвоенные годы и достиг значительных успехов. Потому «Харькову» доверено было выйти в первый боевой поход под Констанцу уже 25 июня сорок первого года. А сколько потом совершил он таких походов в Одессу, Севастополь, Феодосию и Новороссийск, вдоль всего Кавказского побережья в период обороны Кавказа! И всегда на мостике стоял наш командир — подтянутый, строгий, собранный, готовый принять мгновенное решение. Иногда мне казалось, что Мельников обладает удивительным свойством: наблюдая за горизонтом, где каждую минуту мог появиться противник, он одновременно видел все, что делается на корабле. Наверное, потому не было случая, чтобы враг застал нас врасплох. За время нашей совместной службы я хорошо узнал своего командира и оценил его волевые качества, органически сочетавшиеся с дисциплинированностью, партийной принципиальностью и здоровой инициативой. Он удивительно хорошо знал корабль, его людей, вооружение и устройство, помнил все без исключения наставления и документы, действующие на флоте. А в сложные моменты, когда речь шла о жизни корабля или успехе боевой операции, никогда не боялся взять на себя всю ответственность.

Находясь рядом с Мельниковым на мостике во время боя, я мысленно принимал решения за командира, и, не скрою, они не всегда совпадали с тем, что делал Мельников. Анализируя потом, почему командиром было принято «не мое» решение, я должен был признать, что в подавляющем большинстве случаев правым оказывался все же он. В этом не было ничего обидного, зато приносило немалую пользу в повседневных уроках командирского искусства, воли, мгновенной реакции и выдержки.

Личный состав души не чаял в своем командире. На корабле жила вера, что он сумеет найти выход из самой сложной ситуации, что экипажу по плечу самые дерзкие боевые операции. Мельников относился к команде с таким же доверием и отцовской заботливостью. Наш старший писарь Дмитрий Руднев как-то рассказал мне довольно характерный случай. Произошло это в марте сорокового года, сразу после заключения мирного договора с Финляндией, когда с кораблей стали более свободно увольнять матросов на берег. Строевой, как называли краснофлотцев из боцманской команды, Володя Смирнов вернулся с берега чем-то расстроенный. У друзей возникали различные догадки о причине его плохого настроения, но Володя упорно отмалчивался. Все же на следующий день, во время построения, когда бывший комиссар лидера Герман Фомин спросил: «Вопросы есть?», все еще хмурый Смирнов откликнулся: «Есть!» И продолжал: «Почему в прошлом году нам выдавали хорошие ботинки, а сейчас выдали со свиным верхом? В таких по городу стыдно ходить». Комиссару ничего не оставалось, как объяснить, что какие есть, такие и выдали. Однако Мельников сразу после построения затребовал к себе начальника службы снабжения и запретил выдавать «стыдные» ботинки. И тут же написал письмо на имя командира военно-морской базы о своем решении. В ответе командира базы значилось: «Приказываю выдавать». Тогда Мельников написал рапорт начальнику штаба флота, но ответ пришел прежний — выдавать. Мельников пишет рапорта все выше и выше по команде и отовсюду получает один и тот же ответ: выдавать. Такой же ответ он получил и из главного штаба Военно-Морского Флота СССР. Несколько суток Мельников раздумывал, затем изложил всю «эпопею» со смирновскими ботинками и направил письмо на имя И. В. Сталина. Ничего не было около месяца. Наконец пришло типографским способом изданное циркулярное письмо, в котором содержалось строчек двадцать с выводами: «1. Командир Мельников — единственно до конца требовательный командир, прошедший все нижестоящие инстанции. 2. Приказываю: ботинки со свиным верхом с довольствия снять. 3. Объявить Мельникову благодарность. 4. Приказ объявить на всех кораблях ЧФ, отдельных частях и т. д.».

Пантелеймон Александрович был весьма пунктуален и организован, того же требовал он и от подчиненных. Неисполнительности не переносил, понимая, что не выполненный приказ командира в бою может поставить под удар весь экипаж. Однажды на совещании командного состава корабля один из командиров пытался объяснить невыполнение распоряжения тем, что якобы впервые о нем слышит. Мельников тут же сам закупил в корабельном ларьке записные книжки и собственноручно раздал их офицерам. На все последующие совещания в командирскую каюту следовало являться с этими книжками. Что и говорить, неприятно было оказаться уличенным в забывчивости... Действительно, где нужно было, Мельников вмешивался, строго контролировал и спуску никому не давал. Тех же, кто любил корабль, кто ревностно исполнял служебный долг, командир всегда готов был поддержать. Не раз штурман Телятников признавался мне, что в любом районе плавания при любой навигационной и метеообстановке он чувствует себя уверенно, - "Потому, что знаешь: в тяжелую минуту всегда получишь от Мельникова грамотную и квалифицированную помощь".

С полным правом можно сказать, что П. А. Мельников был передовым командиром на эскадре, и потому лидер «Харьков» пользовался заслуженной репутацией боевого корабля, способного выполнить любую боевую задачу.

Таким Пантелеймон Александрович остался на всю жизнь. С должности командира дивизиона миноносцев он ушел командовать на крейсер «Красный Крым», закончил Военно-Морскую академию, был начальником одного из отделов штаба Балтийского флота, начальником штаба Тихоокеанского флота, занимал ряд других ответственных постов. После отставки вице-адмирал Пантелеймон Александрович Мельников жил в Москве и продолжал трудиться в народном хозяйстве.

После ухода Мельникова с корабля мы не без волнения гадали, с кем нам придется служить. Хотелось, чтобы корабль перешел под начало, достойное прежнего командира. Вскоре стало известно: командиром к нам назначается капитан 3-го ранга Петр Ильич Шевченко. Меня уже сводила судьба с этим человеком — мы одновременно учились на СКУКСе в 1936–1937 годах, только Шевченко специализировался как минер. Сразу же после курсов он был направлен на Черноморский флот, где, благодаря незаурядным способностям, через три года стал командовать эсминцем «Дзержинский». На нем Шевченко встретил войну, участвовал в обороне Одессы и Севастополя. На заключительном этапе обороны Севастополя Шевченко был переведен командиром на эсминец «Свободный», который достраивался во время войны и вступил в строй весной 1942 года. Как я уже упоминал, «Свободный» героически погиб в Севастополе. Погибло на нем пятьдесят шесть человек, многие из членов экипажа были ранены, в том числе и сам командир. Однако Шевченко не покинул корабль до тех пор, пока не сняли команду.

И вот теперь, после продолжительного лечения, прямо из госпиталя Петр Ильич прибыл к нам на лидер. Что ж, замена достойная. Это был хотя и молодой, но уже опытный командир, уверенно державший себя на мостике, четко отдававший команды при швартовке. И швартовался он отменно. А лидеры этого типа довольно капризные корабли: из-за высокого ходового мостика и палубных надстроек во время непогоды их быстро сносит ветром, что затрудняет маневры. Мельников всего лишь раз сходил с нами в море и остался доволен новым командиром «Харькова».

Новый командир пришел на корабль в самый разгар битвы за Кавказ. В ходе наступления на Новороссийск и Туапсе немцы захватили Анапу. Шли упорные бои в Тамани. В эти дни лидер «Харьков» и эсминец «Сообразительный» дважды привлекались для огневой поддержки защитников Новороссийска. В ночь с 1 на 2 сентября «Харьков» обстреливал скопление войск и боевой техники противника у станции Наберджаевская, а «Сообразительный» вел огонь по станице Нижняя Баканская. В следующую ночь «Харьков» обстрелял станицу Красно-Медведковскую (Раевская), а «Сообразительный» — Верхнюю Баканскую. В первую ночь обстрел вели с ходу, во вторую — стоя на якоре, по площадям. За две ночи мы выпустили по противнику 374, «Сообразительный» — 222 снаряда. Выходы в море прошли без особых помех со стороны фашистов, хотя в небе и появлялись самолеты-разведчики. Экипаж лидера действовал, как всегда, четко, грамотно и решительно.

Судя по данным, опубликованным в сводках Советского Информбюро 4 сентября 1942 года, стрельбы обоих кораблей прошли успешно. Противнику был нанесен существенный урон в живой силе и технике. Об этом же писал в своей книге воспоминаний «Битва за Кавказ» Маршал Советского Союза А. А. Гречко: «Гитлеровцы, обходя укрепленные узлы, с утра 4-го сентября при помощи авиации и танков пытались прорваться в Новороссийск со стороны Наберджаевской. В контратаку совместно с 1-й сводной бригадой был брошен полк морской пехоты. Их активно поддерживала береговая и корабельная артиллерия. Лидер «Харьков» и эсминец «Сообразительный» произвели огневой налет, выпустив сотни снарядов по скоплениям вражеских войск. Об эффективности этого артиллерийского налета говорит запись в журнале боевых действий группы армий «А» от 4-го сентября: «Противник вел концентрированный огонь тяжелой артиллерией с военных кораблей и причинил нашим частям большие потери».

Выполняя задание командования, «Харьков» и «Сообразительный» с 7 по 8 сентября перебрасывали из Поти в Геленджик 327-й полк морской пехоты и боеприпасы. Затем возвратились в Батуми.

За время этих походов и боевых выходов экипаж привык к новому командиру. Шевченко уверенно стоял на мостике, покуривая трубку, и вел себя так, будто проходил на лидере всю свою жизнь.

Чтобы поддержать наши войска, корабли эскадры интенсивно перебрасывали из Поти подкрепление в Туапсе. Доставленные части прямо с причалов уходили в бой и смелыми атаками заставили противника по всему фронту перейти к обороне. Только за три похода из Поти в Туапсе мы доставили 10-ю стрелковую бригаду — 3500 человек, 24 орудия и 40 тонн боеприпасов; горно-стрелковую дивизию; 9-ю гвардейскую стрелковую бригаду — 3180 человек, И орудий, 18 минометов, 40 тонн боеприпасов и 20 тонн продовольствия. Насколько важными были бои за Туапсе, можно судить хотя бы по тому, что каждый день сводки Совинформбюро начинались известиями о Сталинградской битве, а вслед сразу шли сообщения о боях под Туапсе. Образованный еще в августе Туапсинский оборонительный район, которым командовал контр-адмирал Г. В. Жуков, стойко защищался: три попытки противника захватить Туапсе провалились одна за другой. Черноморская группа войск Закавказского фронта начала наносить такие сокрушительные контрудары, что уже к началу декабря стало ясно: враг в Туапсе не прорвется.

Прощай, лидер «Харьков»!

Во второй половине октября пришел неожиданный приказ о моем назначении командиром на сторожевой корабль «Шторм». Друзья пожимали руку, поздравляли с началом самостоятельного плавания.

Не скрою, давно мечтал подняться на ходовой мостик в качестве командира корабля, но в первую минуту меня охватило чувство тревоги: как же воевать без верных, проверенных не в одном бою товарищей? Сколько раз бывало так, что от каждого из нас зависела жизнь остальных, а от всех вместе — жизнь каждого! На лидере я прослужил ровно год. Но как этот в общем-то небольшой срок был насыщен боевыми событиями! Многое я повидал на «Харькове», многое пережил и многому научился. Уже сам факт, что ты — член экипажа славного лидера, вызывал чувство гордости, на флоте о делах «Харькова» говорили уважительно, да и не только на флоте... Словом, чувства мои как бы раздваивались: с одной стороны — радость, с другой — грусть...

В дальнейшем, на каких бы кораблях мне ни приходилось плавать, я постоянно следил за боевой биографией «Харькова», особенно волновался и радовался его успехам.

Еще целый год продолжал лидер «Харьков» боевые действия — то есть в течение всего периода битвы за Кавказ: участвовал в конвоях и набеговых операциях, перевозил войска, обстреливал с моря скопления гитлеровских войск. Но 6 октября 1943 года случилась беда — лидер не вернулся из боевого похода.

Произошло это так.

Противник, отступавший в то время с Таманского полуострова, сосредоточил в крымских портах перевозочные плавсредства. Чтобы воспрепятствовать вражеским перевозкам войск и снабжения, наше командование дважды посылало корабли эскадры к южному побережью Крыма. При первом выходе в ночной поиск фашистские суда обнаружены не были, и корабли вернулись на базу.

Второй раз в ночь с 5 на 6 октября из Туапсе вышли в море лидер «Харьков» и эсминцы «Беспощадный» и «Способный». Отрядом командовал командир дивизиона капитан 2-го ранга Г. П. Негода, находившийся на «Беспощадном». Корабли должны были обстрелять порты Феодосию и Ялту и провести набеговые операции на морские сообщения противника у южного побережья Крыма. Лидер «Харьков» отправился наносить удар по Ялтинскому порту, а «Беспощадный» и «Способный» — по Феодосийскому. Однако в пути корабли были обнаружены с воздуха и освещены светящимися авиабомбами. Командир отряда продолжал действовать по плану операции, надеясь с наступлением темноты скрыться.

Лидер «Харьков» произвел успешный огневой налет на Ялту, но при отходе был обстрелян береговой артиллерией. А вот «Беспощадный» и «Способный» встретили организованное сопротивление врага, были атакованы торпедными катерами и обстреляны с берега. Командиру отряда ничего другого не оставалось, как отказаться от обстрела Феодосийского порта и сразу же направиться в точку рандеву с лидером «Харьков». Через час корабли встретились и взяли курс на базу.

В восемь утра отряд был вновь обнаружен самолетом-разведчиком. Но в небе появились наши летчики, которым удалось сбить вражеский самолет. Два немецких летчика выбросились с парашютами и приводнились в зоне видимости кораблей. Негода приказал «Способному» подобрать их, что заняло драгоценное время. С вражеских баз были подняты мощные воздушные силы, начавшие беспрерывные атаки. Около девяти часов в воздухе появилось десять «юнкерсов». Лидер «Харьков» получил два прямых попадания в носовую часть, от чего нос корабля погрузился в воду по надпись. У «Способного» разошлись швы бортовой обшивки, в результате чего он принял в дифферентный отсек около ста тонн воды. Атакованный чуть позже эсминец «Беспощадный» также получил два прямых попадания. Кормовая машина вышла из строя, эсминец потерял ход. Около тринадцати часов над отрядом кораблей появилось еще тридцать шесть самолетов противника и все действия по оказанию взаимной помощи пришлось прекратить. На этот раз в «Беспощадный» в район пятого кубрика попала крупная авиабомба и через сорок секунд корабль затонул.

Матросы и офицеры, оказавшиеся в воде, прощались с кораблем.

Получил повреждения и «Способный» — от близких разрывов бомб в котельном отделении возник пожар. Личный состав самоотверженно боролся за жизнь корабля и делал все, чтобы дать ход. Лидер «Харьков» также смог дать ход примерно в семь узлов. Тогда противник предпринял третий массированный налет, и около 15 часов 30 минут лидер затонул.

К месту гибели «Харькова» подошел эсминец «Способный», спустил шлюпки и начал подбирать людей. Спасение экипажа заняло около двух часов. Подобрано было до двухсот человек, затем «Способный» подошел к месту гибели «Беспощадного». Удалось спасти еще двадцать четыре человека, в том числе комдива Г. П. Негоду, командира «Беспощадного» В. А. Пархоменко, командира лидера «Харьков» П. И. Шевченко. И снова в воздухе появились самолеты противника. Теперь они набросились на эсминец. В смертельном бою с вражеской авиацией личный состав всех кораблей проявил массовый героизм. Зенитной артиллерией было сбито восемь и повреждено три самолета. Наши летчики уничтожили четырнадцать самолетов. Однако никому тогда не было известно, что гитлеровцы сумели сосредоточить такие крупные силы ударной авиации на ближних аэродромах Крыма, да еще со специально обученными асами для действий против кораблей. За всю историю обороны Кавказа фашистская авиация подобной ударной силы не применяла. В результате последнего массированного налета «Способный» получил четыре прямых попадания и минут через пятнадцать затонул. Когда «Способный» погружался носовой частью в воду, моряки, плавающие поблизости, заметили на оголенных винтах командира отделения старшину 1-й статьи Александра Богомолова и матроса, чью фамилию так и не удалось установить, с поднятыми в знак прощания руками. Они пошли ко дну со своим кораблем.

Спустя некоторое время к месту гибели прилетели наши гидросамолеты, пришли тральщики и торпедные катера. Часть личного состава удалось спасти. Среди спасенных были комдив Г. П. Негода, командир «Беспощадного» В. А. Пархоменко, командир «Способного» капитан 3-го ранга А. Н. Горшенин. Петра Ильича Шевченко среди них не оказалось.

Оставшиеся в живых с восхищением говорили о мужестве матросов, старшин и офицеров. Ни на одном корабле не наблюдалось паники, все оставались на своих боевых постах, упорно сражаясь с врагом, самоотверженно борясь за спасение своего корабля. Мне, как бывшему старпому командира лидера «Харьков», хотелось тогда поподробней узнать о последних часах лидера и его экипажа. И вот что я выяснил.

Во время боя с вражеской авиацией командир лидера капитан 2-го ранга Петр Ильич Шевченко стоял на мостике, покуривал трубку и спокойно управлял кораблем, четко отдавая команды. Пример командира был настолько силен, что даже в самые опасные минуты, когда лидер уже был смертельно ранен на корабле не было ни паники, ни растерянности. Шевченко подбадривал личный состав с мостика: "Братцы, не унывать! «Харьков» будет жить, еще введем его в строй!".

Он покинул корабль последним, прыгнув в воду прямо с мостика. Секретную документацию корабля Шевченко спас, поручив ее боцману Штепину, который на шлюпке доставил пакет на встречный тральщик. Затем она поступила в штаб базы.

Все были рады, когда Петра Ильича подняли на борт «Способного».

После гибели эсминца Шевченко вместе с командиром «Способного» Горшениным и его заместителем капитан-лейтенантом Шварцманом плыли, удерживаясь за матросскую койку. Когда начали рваться корабельные глубинные бомбы, их разметало в разные стороны. Последний раз Шевченко видели надувающим резиновую шлюпку, сброшенную с самолета...

В тяжелые минуты борьбы за жизнь корабля достойно вел себя и заместитель командира лидера «Харьков» капитан 3-го ранга И. А. Крикун, незадолго до этого сменивший Е. Ф. Алексеенко. Он активно мобилизовал личный состав на спасение людей, сам же погиб вместе с кораблем.

Решительно и смело действовал старший помощник командира «Харькова» капитан 2-го ранга О. С. Жуковский. Лопнувшим тросом ему сильно ушибло ногу, но этот мужественный человек продолжал руководить артогнем с кормовых орудий при отражении воздушных атак. Когда корабль погиб, матросы спасли Жуковского.

Экипаж лидера «Харьков» проявил массовый героизм. В неравном бою артиллеристы насмерть стояли на боевых постах. Когда взрывной волной был разрушен зенитный мостик, командир зенитной батареи А. М. Резонтов приказал не отходить от смещенных с мест автоматов и в таких условиях вел огонь.

Командир зенитного орудия старшина 2-й статьи Иван Голубев выполнял не только свои обязанности, но и функции наводчика. После гибели корабля, попав на «Способный», включился в зенитный расчет и продолжал сражаться.

Наводчик пятого автомата Рукинов при взрыве бомбы был ранен в голову и в руку, но в санчасть идти отказался. Он погиб вместе с кораблем.

Во время одного авианалета сорвало с места пулемет ДШК, пулеметчики Азимов и Туркин оказались отброшенными далеко в сторону. К ним на помощь поспешил матрос Виктор Орлов. Втроем они установили пулемет и, несмотря на контузии и ушибы, продолжали вести бой.

Старшине 1-й статьи Василию Наволочному пришлось быть заряжающим сразу у двух орудий. Следуя его примеру, слаженно работали матросы-зенитчики Виктор Орлов, Коржов, Михаил Степанов, Петр Никифоров.

Командиры седьмого и восьмого автоматов старшины 2-й статьи Михаил Савченко и Александр Кучерявый стреляли по самолетам даже тогда, когда лидер начал тонуть. Они ушли под воду, стоя у своих неумолкающих автоматов.

А сколько мужества и самопожертвования проявили командир 130-мм орудия старшина 1-й статьи Лукьян Репин и его подчиненные Даниил Яхно, Павел Рындин и Виталий Пирогов, которые в затопляемом артпогребе боролись с водой, ставили подпоры, забивали чопы, а заделав пробоину, откачали воду и для выравнивания крена равномерно распределили боезапас по погребу. Под стать им действовали водолазы старшина 1-й статьи Василий Гриценко и матрос Петр Резниченко. Они неоднократно спускались в затопленное котельное отделение, заделывали пробоины, вытаскивали раненых.

Огромную работу проделали аварийные группы мичманов П. Р. Ткаченко и Г. А. Яновского — устраняли повреждения, откачивали воду из мазутных ям, ставили подпоры и устраняли дифферент на нос корабля.

Находчиво и энергично действовал боцман Феоктист Романович Штепин. Вместе со старшинами 1-й статьи Н. П. Орзулом, А. Тимофеевым и помогавшими им матросами Даниленко, Мусиенко, Пакиным, Плотниковым быстро завели пластырь с правого борта, а затем со старшиной торпедной группы Ф. А. Воробьевым выбросили за борт торпеды, чтобы обеспечить безопасность корабля.

Матрос Станислав Мацевич вместе с матросом Иваном Афанасьевым спустились в четвертый пороховой погреб за автоматными дисками. В это время в погребе образовалась пробоина, хлынула вода. Мацевич своим телом закрыл брешь, но его отбросило взрывной волной. Тогда, найдя брезент, он с товарищем заделал пробоину и продолжал подавать диски наверх.

Так в тяжелую годину действовал весь — от матроса до командира — экипаж, проявляя массовый героизм, до последней минуты делая все, чтобы выстоять, спасти свой корабль. Однако этого не произошло. Случилось худшее, что может быть в войну на море — погибли люди, погибли славные боевые корабли. Тяжелую утрату переживала вся эскадра. В ответ мы клялись еще больше крепить боевую мощь, отомстить за наших товарищей.

Многие из бывших «харьковчан» продолжали службу на флоте, успешно воевали. И снова хочется отдать должное умению Мельникова распознавать людей — он воспитал много отличных боевых офицеров. Штурман Телятников после гибели «Харькова» был переведен на Северный флот, после войны поступил в Военно-Морскую академию, а окончив ее, вновь вернулся на север. Участвовал в различных арктических экспедициях. В 1961 году уволился в запас в звании капитана 2-го ранга, поселился в Киеве.

Виктор Сергеевич Сысоев, командир группы управления, остался на Черноморском флоте, был назначен на эсминец «Железняков» сначала командиром БЧ-2, а затем и старпомом. Вскоре сам взошел на ходовой мостик как командир эсминца «Буйный», впоследствии крейсера «Куйбышев». Проявил он себя как грамотный, собранный и волевой командир, знающий цену уставному порядку и крепкой дисциплине.

Около года мы служили бок о бок — Сысоев стал начальником штаба соединения и с энергией, знанием дела, требовательностью к себе и к подчиненным исполнял эту нелегкую обязанность. В дальнейшем Виктор Сергеевич в звании адмирала командовал Черноморским флотом, а затем был начальником Военно-Морской академии имени А. А. Гречко.

Навсегда остался в нашей памяти командир БЧ-4 Андрей Михайлович Иевлев — один из лучших офицеров «Харькова», отвечавший за связь. Такого же мнения об Иевлеве был и Мельников, считавший его одним из самых грамотных молодых специалистов. После гибели «Харькова» Иевлев был направлен на Северный флот, а оттуда отбыл в Англию для обеспечения связью наших конвоев. Транспорт, на котором он находился, был в дороге торпедирован. Иевлев долго пробыл в ледяной воде, и хотя был поднят на борт другого транспорта, спасти его не удалось.

До конца войны прослужил дивизионным механиком командир электромеханической боевой части инженер-капитан-лейтенант Альфред Георгиевич Вуцкий. В послевоенные годы работал на различных должностях в ремонтных мастерских. Смерть вырвала его из наших рядов, но не забыть боевым товарищам преданного флоту моряка, прекрасного знатока своего дела и отважного воина.

Многие из «харьковчан» после войны славно потрудились в народном хозяйстве, преподавали в вузах и школах страны. Это наш бывший дальномерщик Сергей Андрианович Семенков, машинист-турбинист Андрей Афанасьевич Рогачев, командир отделения артиллерийских электриков Сергей Михайлович Никулин, бывший писарь Дмитрий Алексеевич Руднев, кинорежиссером на киностудии имени Довженко в Киеве стал наш корабельный поэт и редактор радиогазеты Олег Ленциус.

А несколько лет назад в газете «Красная Звезда» я прочитал статью «Подвиг юнги» о Толе Лебедеве, нашем юнге, появившемся на «Харькове» после прихода нового командира П. И. Шевченко. Толя быстро начал осваивать премудрости сигнального дела и вскоре, стоя на вахте, не раз первым обнаруживал вражеские цели. Об одном таком случае и рассказала газета. В начале 1943 года после обстрела Анапы Лебедев первым заметил вражеские торпедные катера. Это позволило командиру вовремя уклониться от выпущенной торпеды... За два месяца до гибели «Харькова» Толя ушел служить на морской охотник в дивизион Гнатенко. Ходил на Малую землю, высаживался с десантами. Войну закончил разведчиком в танковой армии Рыбалко. Уже в мирное время участвовал в гидрогеографических экспедициях.

Без преувеличения можно сказать, что все, кому довелось плавать на славном лидере «Харьков», оказались достойными геройского корабля.

Источник:  militera.lib.ru